Григот постепенно восстанавливался после осады и жестокого мора, насланного хивашскими колдуньями. Уже начали появляться уличные торговцы, вразнос торгующие с лотков выпечкой и разнообразными напитками. В кварталах мастеровых ожили кузни — оттуда день и ночь раздавались удары молотов. Каменщики восстановили разрушенную стену и теперь чинили полуразрушенные дома. Земледельцы вернулись к своим наделам, а пастухи погнали оставшихся после осады коров и овец на пастбища.

Но Григот всё же не был прежним. И самым главным было то, что после осады клан лишился всех рабов. Рабы были в Григоте всегда — им становились либо захваченные в набегах на ситгарские пограничные земли, либо те из григотцев, кто не нашёл в себе силы духа умереть, предпочтя жалкую участь раба. Но теперь Григот стал городом свободных.

Тео уже знал, как это произошло. Полумастер Вальдор рассказал ему, что не кто иной, как каршарец Гунвальд поспособствовал освобождению тех, кто находился на самой низшей ступени в иерархии клана. Тео спросил Гунвальда, как ему пришла в голову такая мысль — освободить рабов. Каршарец почесал русую бороду и пожал плечами.

— У нас, в Каршаре, тоже есть рабы. Если человек не имеет достоинства умереть с оружием в руках, значит ему только одна дорога — носить ярмо до конца дней. Но тот, кто нашёл в себе силы подняться над смертью, достоин свободы. Вот я и подумал…

Тео усмехнулся — один-единственный северный варвар перевернул устоявшийся за сотни лет порядок, просто «подумав».

— За Гунвальда-освободителя! — провозгласил он тост и поднял глиняную кружку.

Вальдор и каршарец стукнули своими кружками о посудину Тео. Троица сидела в кабаке, открывшемся всего пару дней назад. Выбор еды был не особо велик, зато вина оказалось предостаточно. Гунвальд, у которого денег было меньше, чем у последнего нищего, вначале отказывался пировать за чужой счёт, но Тео, которому лично гроссмейстер Адельядо оставил кошель с парой десятков золотых оксов, настоял, что платить будет он.

— Мне всё равно некуда девать подъёмные, — сказал он.

— Ладно, — согласился каршарец, — гроссмейстер говорил, что мне должны переслать королевское жалование. Как получу — рассчитаемся.

Тео только махнул рукой — ему было не до денег. Настроение у него было препаршивым, особенно после того, как Вальдор и Гунвальд рассказали ему в подробностях, как погиб Дилль. Уже разгорячённый парой кружек, Тео со злостью грохнул кулаком по столешнице.

— Проклятье, почему меня здесь не было!!! Вдвоём с Диллем мы бы зачистили и лича, и всех хивашских колдунов.

На это запальчивое восклицание Вальдор позволил себе усомниться. Тео вперил горящий взгляд в гиганта. То ли от воздействия хмельного, то ли от осознания себя магом, но только он перестал робеть в присутствии старших воинов. Во всяком случае, Вальдора, известного силача и удачливого дуэлянта, он совсем перестал опасаться.

— Ты не знаешь, но у нас с Диллем была боевая связка. Мой щит отражает физические удары, а его — магические. Сам гроссмейстер говорил, что давненько такого не видывал. Тилисцы не раз на своей шкуре испытали силу нашей боевой связки.

Гунвальд вспомнил, что Дилль упоминал о «походе троих», и попросил рассказать, как было дело. Тео залпом высосал очередную кружку и рассказал, как он с Диллем и Руди наведались в лагерь тилисской армии.

— Вот почему я сожалею, что меня здесь не было, — закончил он. — Тогда Дилль был бы жив.

— Он был достойным воином и хорошим магом, — сказал Вальдор и поднял кружку. — Мир его праху и вечная память.

Не чокаясь, они осушили кружки. А дальнейшее Тео запомнил плохо. Здоровяк Гунвальд и гигант Вальдор в силу своей комплекции пьянели куда медленнее, чем он. К тому же, Тео совсем не восстановился после ранения. Единственное, что Тео запомнил из этого вечера в кабаке — как он демонстрировал Вальдору свой щит. Гигант схватил прочную дубовую скамью и изо всех сил огрел ею Тео. Скамья рассыпалась на щепки, изумлённый Вальдор тут же предложил выпить за воина-мага, а дальнейшее истёрлось из памяти Тео.

Очнулся он в казарме. Ни Вальдора, ни Гунвальда рядом не было — как оказалось, они уехали в патруль. Тео по частям оторвал себя от лежака и подивился выносливости каршарца и полумастера. Всю ночь пить, а поутру уехать в дозор — нет, на такой подвиг он не способен.

Тео вышел из казармы и отправился на прогулку по городу. Свежий воздух слегка прочистил ему мозги, но не настолько, чтобы он почувствовал себя нормально. Он брёл по мостовой, раздумывая, чем заняться. Теперь, когда он стал магом, в клане к нему относились куда уважительнее, чем раньше. Наверное из-за этого старейшины категорически запретили ему выезжать из города.

Тео недовольно поморщился. Гроссмейстер оставил его в Григоте со словами «родные стены помогут выздоровлению», и отбыл в Тирогис. Чем родные стены могли ему помочь, Тео не понимал. Врачеватели, которых в Григоте оставил Адельядо, были загружены работой выше макушки, и восстанавливать Тео у них не было ни сил, ни желания. И сам Тео не мог им помочь лечить раненых и заболевших — его талант был далёк от врачевания.

Поэтому он уже который день болтался неприкаянным. Если так пойдёт и дальше, то он отупеет от безделья. Хватит бездействовать! В конце концов, у него есть наставник — мастер Фиррис. Он должен поехать к нему в Веир, и старейшины не вправе отказать ему в этом. Заодно и раненую Илонну проведает. Она, должно быть очень страдает от потери мужа. Утешить её он не утешит, но хотя бы окажет моральную поддержку.

Тео решительно зашагал к зданию Совета.

Второй поисковый отряд, который оказался куда удачливее первого, двигался прямо на запад, не рискуя сместиться к северу. И хотя северная граница песков была куда ближе, чем западная, сотник Катай предпочёл идти трудной, но более безопасной дорогой. Лучше жариться в песках, чем напороться на орду зомби, что преследуют отступающую хивашскую армию.

По расчётам сотника Катая они должны были догнать армию через неделю. Если не столкнутся с ордой зомби. Тогда придётся брать круто к югу и вновь углубляться в пески. Разведчики скакали далеко впереди, но сам сотник периодически привставал в стременах и озирал горизонт — не появились ли немёртвые из Запретного предела?

Увидев чёрные точки далеко на севере, Катай выругался — придётся-таки сворачивать, удлиняя себе путь. Но зоркий глаз кочевника различил, что точки — это не пешие. Конники. У зомби всадников отродясь не было, значит, это либо собратья хиваши из владений эмира Джагатая, либо вампиры. Или ситгарцы, что, впрочем, маловероятно. Катай свистнул и махнул рукой — два всадника тотчас выехали из строя и помчались на север.

Вскоре они вернулись, возбуждённо крича «Джагатай». Сотник облегчённо вздохнул и дал команду сворачивать к северу. По пути он размышлял, что вряд ли воины Джагатая нападут на них, но на всякий случай велел своим воинам быть настороже. Всё-таки, Джагатай увёл верные ему войска с осады. Кто знает, вдруг он решит отыграться на поисковой полусотне? Лишь бы джагатаевых конников было не больше сотни.

Подъехав поближе, Катай напряжённо выдохнул. По пескам ехала не сотня. Катай окинул взглядом торчащие вверх копья с меховыми бунчуками — их не меньше десяти. То есть, в длинной веренице едет не меньше десяти сотников, с каждым из которых, естественно, сотня воинов. А вот и бунчук самого Джагатая — три рыжих лисьих хвоста. Интересно, куда едет эмир с такими силами?

Задать этот вопрос Катай, конечно, не решился. Простому сотнику не следует спрашивать эмира о его делах. Тем более, такого горячего и скорого на расправу, как Джагатай. Поэтому, подъехав к эмиру, Катай сдёрнул шлем с головы и поприветствовал Джагатая поднятием руки.

— Мир тебе, светлейший эмир! Я — Катай, сотник из вилайета эмира Эттая.

Джагатай хмуро ответил на приветствие и окинул недовольным взглядом полусотню Катая, надолго задержавшись на колдуньях и шаманах.