— Война на уничтожение бессмысленна.

Аэций взял со стола пульт и щёлкнул выключателем. На стене сбоку появилась голограмма. Дезмонд безразлично рассматривал обгоревшие остовы домов, машины, вплавленные в асфальт. Дома и машины почему-то были покрыты серебристым налётом.

— Интересный, наверное, фильм, — сказал он.

— Эта планета называлась Марел.

Дезмонд усмехнулся.

— Марел — планета курорт в секторе… — он запнулся, — в секторе Галаки. Почему было перекрыто сообщение с сектором?

— Из шести планет в системе осталось две, — Аэций проигнорировал вопрос, — всего было атаковано пять систем, — он щёлкнул кнопкой, и на экране появилась трёхмерная карта сектора Галаки, — противник уничтожает планеты выборочно, но его выбор не зависит от того, населена планета или нет.

— Война на уничтожение бессмысленна, — неуверенно повторил Дезмонд.

— Ты знаешь, что происходит со звездой, если убрать планету?

— Масса системы меняется… звезда может изменить свою массу, либо изменить галактическую траекторию. Но обычно этого не происходит, потому как даже уничтоженная планета остаётся кольцом астероидов внутри системы.

— От этих планет астероидов не осталось, — перебил Аэций.

Оба замолчали. Потом Дезмонд, придерживая рукой затылок, сел и потянулся за бутылкой коньяка. Зубами откупорив пробку, он сделал несколько больших глотков из горлышка.

— Странно, — сказал он. — Хорошо. При чём тут я?

— Авроре нужно единство. Авроре нужно, чтобы на стороне империи выступили все, кто может.

— Неудивительно. Но меня уже вряд ли признают повстанцы, и тем более не признает дом Аркан. Жаль, но придётся вам обратиться к кому-то, кого вы ещё не опорочили.

Аэций ответил не сразу.

— Я хотел обратиться к тебе, — сказал он. — Можно, конечно, работать с Меридиком или Ардией. И не делай такие глаза, мы знаем всех.

— Откуда? — резко спросил Дезмонд.

— Нашёлся тот, кто в самом деле стал говорить, — ответил Аэций, — в себе можешь быть уверен, но Эцин взяли ещё одного.

— Он выдал координаты Эринии?

Аэций молчал.

— Я хочу знать имя.

Аэций молчал. Лишь мягко улыбнулся, наблюдая за бешенством на перепачканном кровью лице.

— Имя — или я не работаю с вами. И хрен вы меня убедите.

Дезмонд откинулся на спинку дивана и смотрел в голубые, как лёд, глаза.

— Хорошо. Дай мне гарантию, что ты будешь сотрудничать.

— Слово виконта Аркан, — сказал он тихо.

Аэций молчал.

Дезмонд протянул над столом руку.

— Возьми и проверь, что значит моё слово.

Аэций осторожно коснулся его ладони. Он чувствовал ярость мятежника, чувствовал недоумение. И он видел его, как не видел ни один медиум.

Галактион убрал руку и произнёс спокойно:

— Ренгар Минс.

***

Аврора смеялась. Смех у неё был звонкий и сочный, но где-то в уголках рта сквозила горечь. Смех окрашивал тишину каюты в оранжевый и золотой с редкими прожилками коричневого.

— Я в восхищении, Аэций. — сказала императрица, отсмеявшись, — твои жертвы всегда приходят к тебе сами.

— Я бы не называл это так.

— Конечно, Аэций. Такой человек, как ты, должен давать своим действиям красивые имена. Ты и меня научил давать имена, — сказала Аврора и улыбнулась. Аэций подумал, что горечь, сквозившая теперь и в улыбке, да и в каждом жесте императрицы, должно быть, мерещится ему… Он точно мог сказать, что никто другой этой тайной тоски не видит, но не знал, значит ли это, что его обманывают чувства, сама Аврора… или же другие просто слепы.

— Давай я попробую, — продолжила Аврора, — «Люди тянулись к нему и были готовы умереть за него. Он никогда ни о чём не просил, но желания его были так близки каждому, что люди выполняли их, принимая за свои».

Аэций нахмурился.

— Прости, опять выходит не то. Ну, ты подумай на досуге, может опишешь в очередном томе своих… дневников. Скажи, а ты правда думаешь, что он будет полезен?

— Уверен.

Лицо Авроры стало серьёзным.

— Если ты собираешься привлечь повстанцев к войне… Это может быть очень неплохо, но тогда их нужно вооружить соответственно… Могу я быть уверена в них?

— Так же, как и во мне.

— Ясно, — Аврора вновь улыбнулась, — ладно, я подумаю, что можно сделать.

Луана смотрела, как движется маленькая фигурка по раскалённым камням мостовой, и изо всех сил сжимала пальцы на стальных перилах гравитационной платформы. Если бы тремя днями ранее Анрэй не рассказал ей, что схваченный отступник когда-то носил имя Дезмонд Аркан, Луана никак не узнала бы его сейчас — исхудавшего, покрытого подтёками запёкшейся крови, в разорванной рубашке и босого. Этот Дезмонд Аркан казался старше на добрый десяток лет. Он был небрит и жилист, и единственным, что могло бы роднить его с бывшим возлюбленным Луаны, была гордая осанка наследника дома Аркан.

Когда Дезмонд поднял глаза, и будто нарочно взгляд его прямиком столкнулся со взглядом Луаны, девушка чуть не закричала — такой злобой и таким пугающим мраком был наполнен этот взгляд. Пальцы её ещё сильнее сжали перила, Луана уже жалела, что пришла сюда. Она сама не знала, что искала здесь, что хотела увидеть на этом ритуале, ставшим для неё пыткой, болезненным прошлым.

Она думала, что Дезмонд умер. Так сказал ей Анрэй почти что семь лет назад, наутро после той ночи, когда Дезмонд звал её уйти вместе с собой. И Луана поверила — наверное, потому, что так было удобнее. Так не приходилось делать выбор между тем, кому обещал её отец, и тем, кому она обещала себя сама.

Не дождавшись окончания церемонии, Луана вежливо испросила у одного из кузенов, возглавлявшего на торжестве делегацию дома Аркан, разрешения покинуть ложу. Она смутно слышала собственный голос, объяснявший что-то про нестерпимую жару.

Жара в самом деле была нестерпима, но ещё нестерпимей было чувствовать на себе взгляд этих злых чёрных глаз. Пусть Дезмонд уже не смотрел на неё, но Луана продолжала ощущать этот взгляд кожей. Он обжигал сильнее солнца, он будто бы вспарывал старый шрам, запёкшийся на сердце, заставляя Луану снова чувствовать утихнувшую было боль.

И, протолкавшись сквозь ряды ротозеев, собравшихся полюбоваться на человеческую казнь, Луана забралась в ожидавший её вдалеке от шумихи флаер, скрючилась на заднем сидении и разрыдалась. Не было сил даже протянуть руку к панели управления и набрать координаты на навигаторе, только сжимать подтянутые к груди ноги и реветь по-детски, уткнувшись носом в колени.

Луана и сама не знала, кого оплакивает она сейчас. Дезмонд был жив — и в то же время Дезмонд был почти что мёртв. Промелькнувшая было надежда ножом резанула по груди и исчезла.

Один за другим всплывали в памяти образы тех дней, что они провели вместе. Тех дней, которым никогда уже было не повториться. Тех дней, которых у неё не могло быть вместе с Анрэем.

Луана плакала. Она не плакала в детстве, когда строгостью и порядком её приучали к мысли, что она всегда будет лишь дополнением для избранного её отцом, что у неё никогда не будет воли, как нет и не может быть желаний. Луана поверила не сразу, потому что то, что вбивали в голову учителя, никак не сходилось с тем, что чувствовала она сама. Желания были. И пусть Луана не принадлежала к числу тех, кто мечтает о власти и славе, она всё же мечтала о том, что проведёт жизнь рядом с любимым, а не рядом с тем, кого навяжет ей отец.

Луане были отвратительны смотрины и сватовства, которые бесконечно устраивались для неё. Отвратительны были балы, где на неё смотрели как на дорогой товар, где женихи оценивали её, а отец и братья старались продать подороже. Она мастерски избавлялась ото всех, позволяя двойственной славе плыть за ней шлейфом — самая дорогая жемчужина дома Мело — и в то же время супруга, которую всегда отвергали.

Когда Луана увидела Дезмонда, эта встреча показалась ей судьбой.

Что-то вспыхнуло в сердце и больше уже не угасало. Впервые за долгие годы Луана ощутила себя живой. Дезмонд стал её жизнью. Стал тем, кому Луана готова была отдать себя без остатка. И она сделала бы так, если бы не клятвы, данные отцу. Если бы только и тогда удалось обмануть отца… Но убедить его променять герцога Аркан на сомнительного изгнанника было невозможно, как невозможно было для Луаны ослушаться отца.