Дезмонда он видел в красках. Он видел смольно-чёрные переливы ненависти. Видел бордовые всполохи обречённой любви. Повстанец казался гротескным, могущественным, отчаявшимся. Казался, потому что Аэций не верил ничему из того, что видел сейчас. Его обычные человеческие глаза рисовали перед ним не Волка Окраин, проклятого всеми слугами Империи. Он видел измученное лицо и эти проклятые изуродованные ноги, видел пальцы, дрожавшие на тонком хрустале, видел брюки из дорогой шерсти и драную рубашку, растянувшуюся по торсу ошмётками дорогого шёлка. Видел руку, искривлённую вывихом, и пропотевшие пряди волос, собранные на затылке в хвост. Он видел стереограммы — те, что висели в задних комнатах дворца Аркан, и те, что были раскиданы по сети. Но перед ним сидел не Волк Окраин, а просто уставший и измученный мальчишка из дома Аркан.

— …У самого обрыва поднималось к небу кружево белых цветов. Мы назвали их Инэрисми — клинками звёзд, потому что белые, острые, как осока, лепестки больно ранили ноги и могли даже порезать протянутую ладонь. Солнце над Астерой казалось маленьким и серебристым. Его лучи играли на вершинах соседних гор, будто на осколках зеркал. Ветер дул с севера — так нам казалось. Резкие порывы холодили кожу, обожжённую радиацией, шевелили наши отросшие волосы. Так небо встретило нас прохладой и запахом мяты.

Дезмонд долго и внимательно смотрел на него.

— Сохранилось как минимум три экземпляра дневников, — сказал он с редким для себя сомнением в голосе.

— А хочешь, я расскажу тебе то, чего нет на страницах книги? Как прозрачные горные отроги оказались сделанными из талия, из которого Эцин научились делать наручники крепче стали? Или об Эликсире, который из благословения, которое мы принесли с неба, едва не превратился в проклятье?

— Это я знаю, — буркнул Дезмонд, — это знают все, кто побывал в Энира Тарди.

— А о том, как под горой мы нашли не одну, а две базы. Об этом Эцин рассказывают?

Дезмонд поднял удивлённые глаза.

— До Эцин, — сказа Аэций, — на Астеру приходили учёные. Они взяли пробы эликсира и вернулись в Нимею. Но ни одного из них не видели больше жёны и матери. Экспедиция погибла — по сводкам империи. А вот пробы к Эцин попали.

— Это уже не доказать, — хрипло возразил Дезмонд.

— Не доказать. Да и кому нужно что-то доказывать, — Аэций усмехнулся, — у Эцин есть талий, у Авроры есть эликсир. И что проку знать, что десяток человек погибли, чтобы подарить бессмертие избранным? Они бы всё равно уже умерли, не так ли?

Дезмонд инстинктивно бросил взгляд на свои запястья, которые, как он помнил, когда засыпал, ещё были закованы в браслеты из талия. Руки были свободны. Он поднял взгляд на Аэция.

— Ты меня освободил, — сказал он холодно.

— Да. Империя дарует тебе помилование.

Не говоря больше ни слова, Дезмонд вскочил на ноги и рванулся к двери. Пробежал по короткому коридору десяток шагов. Дверь в рубку оказалась не заперта — а он и не успел подумать о такой возможности. Он упал в пилотское кресло — пульт был знакомый, стандартный пульт дорогой яхты. Пальцы пролетели по клавиатуре, вводя координаты. На пороге показался Аэций, он схватил Дезмонда за плечо и потянул из кресла. Он что-то нажал на запасном пульте. Потом корабль тряхнуло, и оба кубарем полетели в коридор. Аэций оказался сверху, но Дезмонд быстро совладал с ситуацией. Он сбросил посланника с себя и почти поднялся на ноги, когда тот снова потянул его на пол. Аэций повалил его на спину и крепко приложил затылком о металлический пол. Перед глазами забегали кровавые звёздочки, не глядя Дезмонд ударил противника по корпусу, но тот был будто вылит из стали. Тогда повстанец напрягся и перебросил противника через голову. Он вскочил на ноги сам, бросил беглый взгляд на фигуру, лежавшую на полу, и бегом бросился в рубку. Корабль снова тряхнуло, он еле успел схватиться за край раскрытой двери, чтобы не свалиться на пол. Сильные руки обхватили его за пояс и насильно оторвали от косяка. Дезмонд почувствовал под щекой стену, обитую мягким бархатом.

— Чего ты добьёшься? — спросил Аэций, тяжело дыша.

Галактиону удалось, наконец, прижать Дезмонда к стене и сдавить сонную артерию. Какое-то время Волк ещё пытался трепыхаться, а затем упал в темноту.

***

Его разбудила острая боль в обожженных ступнях. Дезмонд открыл глаза и увидел перед собой обитые чёрным бархатом стены кают-компании. Играла тихая музыка, сплетались затейливыми переливами горестные всхлипы скрипки и нежные вздохи флейты. Дезмонд осторожно ощупал левой, более здоровой рукой влажные волосы. На пальцах остался кровавый след. Он приподнял голову. Мир заплясал и закрутился, так что Дезмонд поспешно опустил затылок на подушку. И всё же он успел увидеть на другом конце дивана человека, назвавшего себя Аэций Галактион. На чёрной ткани не могла быть заметна кровь, но сбоку от уха к плечу мужчины пролегала глубокая царапина, ворот рубашки был расстёгнут и, кажется, там не хватало нескольких пуговиц. Волосы оказались слегка растрёпаны. В руках он держал что-то похожее на пульт со светящимся индикатором на конце. Всё это Дезмонд успел заметить за долю секунды, потому что в следующий миг ему показалось, что он снова теряет сознание. Дезмонд замер, ожидая, пока расступится перед глазами густая муть.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — буркнул Аэций и, отвернувшись, стал водить «пультом» над правой ногой повстанца. Движения отзывались лёгким покалыванием.

— Какого чёрта ты делаешь? — спросил Дезмонд.

Аэций отложил в сторону прибор и снова посмотрел на пациента.

— Это я у тебя должен спросить.

— Первая обязанность военнопленного — совершить побег.

— Ну да, ну да. И куда ты хочешь бежать на яхте с ограниченным ходом из самого центра Империи?

Дезмонд приподнял голову.

— На Эринию, — вызывающе сказал он.

Аэций придвинулся к на краю стола и, налив в рюмку коньяка, сделал глоток.

— Нормальная идея, — одобрил он, — но Эринии больше нет.

Дезмонд снова уронил голову на подушки и прикрыл глаза.

— Давно? — спросил он.

— Две недели. С тех пор, как тебя арестовали.

Дезмонд долго молчал.

— Они скажут, что я предал их под пытками.

В горле встал ком.

— Скажут, что перешёл на сторону империи, и поэтому меня не казнили. Так вы хотите уничтожить меня?

Аэций покатал на языке коньяк.

— Нет, — сказал он тихо, — но, думаю, если теперь ты умрёшь, они всё равно решат, что ты их предал.

Дезмонд устало вздохнул.

— Кто ты? — спросил он ещё раз.

— Аэций Галактион.

— Аэций Галактион — эмиссар императрицы?

— Такое возможно, — кивнул мужчина.

— И чего ты хочешь от меня, человек, который называет себя Аэций Галактион?

Аэций снова взял в руки прибор и провёл над другой ступнёй. Он не готовился к этому разговору, потому что знал, что планы часто терпят крах. Он помнил советы Авроры, но всё больше понимал, что они бесполезны. Аврора не смогла обезвредить мальчика, когда тот был ещё виконтом, и не смогла бы убедить его теперь.

— Империи, которую ты так ненавидишь, грозит война.

Дезмонд с сомнением хмыкнул.

— Война… которую, как я думаю, империя проиграет. Военные Кариты не умеют убивать. Корабли никогда не были в бою. И, что гораздо страшнее, вся махина так называемой единой Империи Кариты расколота на политические, национальные и классовые лагеря. Великие дома только и делают, что плетут интриги: против императрицы, против друг друга, против всех. Аристократия ненавидит промышленников, таких, как Мело, столица — окраину, бедные — богатых, Орден — Императрицу, а Императрица — Орден. В империи ведь никогда не было понятия терпимости, только понятия равенства и закона.

— Все равны перед лицом императрицы, — вздохнул Дезмонд, — и ни у кого нет прав.

— Ты преувеличиваешь, — мягко ответил Аэций, — но, так или иначе, единства нет. И война, которая скоро начнётся — это война не за власть, ресурсы и деньги. Война пойдет на уничтожение.