— Интересно, насколько он глубоко засел? — пробормотал Дилль. — Вот же зараза!

Он попробовал расшатать посох, подёргав его из стороны в сторону, но тут из драконьей глотки раздалось гулкое ворчание, а саму пасть заполнил лёгкий дымок. Дилль откровенно испугался — видимо, его усилия доставили Тринн немалую боль, и дальнейшее расшатывание грозило ему либо расплющиванием между огромных зубов, либо мгновенным сожжением, если драконица решит выплюнуть источник боли.

— Тринн, перестань! — завопил он. — Потерпи немного, я уже почти закончил!

Дилль, конечно, соврал — он ещё даже не начинал. По-хорошему, посох надо бы вырезать, но на такую операцию Дилль решиться не мог из остатков чувства самосохранения.

— Ну, ладно! Придётся идти на крайние меры.

Он схватился за край посоха и повис на нём — деревяшка немного выдвинулась вниз, но целиком выходить никак не желала. Тогда Дилль покрепче сжал пальцы, упёрся ногами в опухшую десну драконицы и, перевернувшись таким образом, застыл в позе перевёрнутого с ног на голову крестьянина, тянущего из земли древесный корень. Кровь прилила к его голове, мышцы заныли от усилий, пальцы заскользили по поверхности посоха — ещё чуть-чуть, и Дилль упал бы спиной прямо на один из нижних драконьих зубов. Но в этот момент вредная хивашская деревяшка подалась и медленно начала выходить из распухшей десны.

— Ага, — пропыхтел Дилль, — то-то же! Ну, ещё немного…

Посох, до начала операции торчавший всего на ладонь, вылез уже на длину локтя. Только Дилль подумал, что неплохо бы ему встать на ноги, как посох вдруг резко пошёл вниз и с хлюпаньем покинул драконью плоть. Дилль, разумеется, рухнул на спину, при этом крепко приложившись затылком о твёрдый, как камень, драконий зуб. Ослепительный сноп искр взорвался у него в голове, на несколько мгновений Дилль потерял сознание от боли, а потому не увидел, как из раны, нанесённой дракону хивашским посохом, тугой струёй забила не то жидкость, не то пар. Само собой, струя ударила прямо в Дилля, окутывая его туманной дымкой.

Тринн не сомкнула челюстей, однако из её глотки вырвался такой громовой рёв, что его мог бы услышать даже глухой. Дилля этот сумасшедший рёв привёл в чувство — он со стоном попытался подняться, но ноги его не держали. Да и где они, ноги-то? Нижняя половина тела онемела, и он её совсем не чувствовал. Дилль попытался схватиться за что-нибудь, но вдруг понял, что не ощущает не только ног, но и рук. Мозг давал команду пальцам, но ответа от них не получал. Так бывает, когда рука онемеет: вроде бы она шевелится и слушается, её видно, но при этом рука словно чужая. И тут Дилль понял, что это сравнение неполное, потому что теперь он не только ничего не ощущал, но и перестал видеть. Исчезло всё: руки, ноги, даже огромные молочно-серые драконьи зубы — зрение полностью отказало ему, как отказало раньше чувство осязания.

«Всё, теперь мне точно конец! Должно быть, я себе шею сломал при падении, и теперь драконица попросту меня проглотит — выбраться-то я не могу. Что ж, по крайней мере, боли при этом я не почувствую».

Тринн издала новый рёв, но теперь Дилль его слышал словно издалека, и с каждым мгновением звук этот становился всё тише и тише, пока совсем не исчез. С философским спокойствием Дилль отметил, что у него пропал и слух.

«Похоже, умираю. Вот оно, значит, как происходит. Похоже, сейчас я узнаю, есть ли жизнь после смерти.»

Граф Улистан — один из лучших полевых командиров южной армии, недовольно посмотрел на застрявшие в грязи фургоны, в которых ехали маги, и отрывисто распорядился дать плетей.

— Кому, ваше сиятельство? — осведомился ехавший рядом вестовой — разбитной малый по имени Вадиль.

— Магам, конечно, неплохо бы, но нельзя, — буркнул граф. — Пусть погонщикам всыплют, как следует.

Поговаривали, что Вадиль является внебрачным сыном графа — уж очень он походил внешне на королевского полководца. Так оно или нет, но граф Улистан позволял этому вестовому такое, за что другой не вылезал бы с гауптвахты. Вот и сейчас парень, вместо того, чтобы мчаться передавать приказ графа, лишь расплылся в широкой улыбке.

— Это можно, ваше сиятельство! Дать этим дурням плетей, чтобы неделю сидеть не могли. Вот только кто потом будет управлять фургонами?

— Солдат полно, — махнул рукой граф Улистан.

— И после показательной порки погонщиков солдаты, ваше сиятельство, станут бояться прогневить своего командира, ведь если они ошибутся, то их будет ждать порция отличных палок. И вы не заметите, как любовь и уважение солдат к вам сменятся на робость и боязнь.

— Нотации читать мне вздумал, сопляк! — взъярился граф.

— Никак нет! — Вадиль выпрямился в седле. — Просто нижайше прошу вас тщательно подумать, прежде, чем отдавать такой приказ.

— Уйди с глаз моих! — рявкнул граф Улистан. — И позови капитана Ольбиса.

Вестовой ускакал, а через минуту перед графом находился капитан.

— Ольбис, дай в помощь этим болванам два взвода, — граф указал в сторону суетившихся около фургонов погонщиков.

— Слушаюсь!

— А если за то, что пришлось возиться в грязи, твои парни надают по шее погонщикам, то ты этого можешь ведь и не заметить, — как бы между прочим сказал граф.

— Я к тому времени как раз буду занят в голове колонны, ваше сиятельство, — заверил начальника капитан. — Не могу же я уследить за всем сразу.

— Выполняй!

— Слушаюсь! — капитан немного поколебался и, понизив голос, спросил: — Господин граф, а маги ничего моим парням не сделают?

— Пусть только попробуют! — нахмурился граф. — Я им лично кишки выпущу. Каждому!

Капитан умчался, и через несколько минут тридцать солдат уже копошились по колено в грязи вместе с погонщиками. Маги из королевской академии, которых отправили в составе особого полка для выполнения важнейшего поручения, даже не подумали вылезти из фургонов, чтобы облегчить вес транспорта. Это, разумеется, не добавило энтузиазма солдатам, но в конце концов фургоны покинули грязевую ловушку, а по завершении операции по освобождению возницы украсились несколькими синяками. Один из погонщиков пожаловался магам на произвол «грязной солдатни», и вскоре к графу Улистану подошёл магистр Бертефо — глава сводного отряда магов.

— Господин граф, я вынужден просить вас наказать ваших подчинённых, — сказал магистр таким тоном, словно не просил, а приказывал. — Они избили наших погонщиков.

Граф Улистан, был человеком военным и прямым, однако уловил интонацию мага не хуже завсегдатая придворных раутов.

— Магистр, я вынужден отклонить вашу просьбу, — ледяным тоном ответил он, — поскольку это отрицательно скажется на моральном облике солдат. Кроме того, я бы настоятельно рекомендовал вам и вашим товарищам пересесть из фургонов на коней — так полк существенно ускорит передвижение.

— Я вам уже говорил, что это невозможно, — подчёркнуто вежливо сказал маг. — У нас слишком много ингредиентов, необходимых для битвы, которые нельзя увезти верховому.

— В таком случае, не жалуйтесь, если вы отстанете на марше и останетесь ночевать под открытым небом.

— Я и не жалуюсь, — магистр Бертефо скорчил недовольную физиономию. — Однако, без нашей поддержки вашей грязной солдатне с драконом не справиться. Помнится, под стенами Неонина полегло немало вояк, а всё потому, что с ними не было магов.

— Солдатня, как вы изволили выразиться, грязная потому, что вытаскивала чьи-то толстые задницы из грязи! — рявкнул, потеряв терпение, граф. — В следующий раз они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь вашим неумехам! Что же касается погибших в бою с драконом, вы правы. Солдаты честно сложили свои головы, а неонинские маги трусливо убежали, едва на горизонте показалась драконья тень.

Магистр вздёрнул подбородок, явно хотел сказать ещё какую-то резкость, но сдержался и, круто повернувшись, ушёл в свой фургон. Граф Улистан, выплеснув злость, остыл и с беспокойством подумал, что теперь ему не миновать головомойки от короля — этот магистр Бертефо наверняка нажалуется первому магу, а тот с Его Величеством на короткой ноге. Так распишет, что граф будет виновен во всех смертных грехах.