Луана опустила веки, не в силах смотреть в ледяные голубые глаза супруга, и тут же из другого конца комнаты раздался звонок коммуникатора.

— Позволь, я отвечу, — сказала она тихо, не поднимая глаз.

— Да, конечно. Я буду ждать тебя за столом.

Анрэй исчез, а Луана прикрыла за ним дверь и лишь затем взяла в руки коммуникатор и нажала кнопку «принять».

— Отец… — от удивления из головы на какое-то время вылетели все давешние тревоги.

— Луана…

Герцог Мело был не просто взволнован. Он был в панике. А ещё — Луана заметила это только теперь — за спиной его небо пылало огнём.

— Луана, Грейнкерур атакован. Половина наших верфей пылает. Луана… Я пытался отправить запросы о помощи — императрице, Ордену… пока не ответил никто. Луана, поговори с мужем, может быть…

— Я поняла, отец. Отец! — по экрану пробежали помехи. Герцог пытался ещё что-то сказать, но уже не успел, потому что сигнал потух.

Луана рванулась к двери, путаясь в складках длинной шёлковой юбки, оказавшейся вдруг невыносимо тяжёлой, и, лишь влетев в столовую, замерла, увидев перед собой абсолютно спокойного супруга, сидящего за длинным столом с белоснежной салфеткой на коленях.

— Анрэй… — Луана сглотнула. Взгляд Анрэя будто бы обдал её ледяной водой, и Луане потребовалось несколько секунд, чтобы решиться на продолжение: — Анрэй. Мой мир атакован. Это правда… правда, что началась война?

— Не совсем, — Анрэй продолжал смотреть на неё так же спокойно.

— Анрэй, там… Там мой отец. Он просил о помощи. Ведь мы теперь одна семья, так?

— Так.

— Ты можешь направить кого-то туда?

— Луана, сядь.

— Не могу, Анрэй, пожалуйста… — Луана рванулась к супругу и замерла, натолкнувшись на тот же ледяной взгляд.

— Луана, сядь, — повторил Анрэй голосом, которого невозможно было ослушаться, и Луана сама не заметила, как рухнула на стул по другую сторону стола.

— Анрэй, пожалуйста… Я сделаю всё, что захочешь.

На секунду глаза Анрэя полыхнули пламенем, но пламя это оставалось ледяным и тут же угасло.

— У меня нет приказа от Ордена вступать в противостояние.

— В… противостояние? Что ты хочешь сказать?

— Несколько колоний было атаковано. Пока нет официальных данных о том, кем и почему. В данный момент приказа вступать в противостояние нет.

— К… Будь проклят Орден, Анрэй! При чём здесь приказ? Ты герцог дома Аркан! Ты можешь послать туда гвардию, стражу, хоть кого-то? Я же тебя прошу…

— У меня нет приказа, — повторил Анрэй в третий раз.

— Анрэй! — перебила его Луана.

— Разговор окончен. Что тебе положить?

Луана кинула невидящий взгляд на стоявшие на столе вазы с салатом и рагу.

— Ненавижу тебя, — прошептала она, затем подняла глаза на Анрэя и теперь уже прокричала: — Ненавижу тебя! Слышишь?

В глазах Анрэя не промелькнуло ни единой искры жизни, и Луане показалось вдруг, что он робот, сделанный в подражание человеку дрон. Луана вскочила и, схватив Анрэя за плечо, попыталась выдернуть его из-за стола, но, уже вставая, тот ловко перехватил её руки и прижал Луану щекой к стене.

— Не надо делать так, Луана. Я прежде всего адепт Ордена. Подчиняться приказам — мой долг. И если приказа вступать в бой не было, значит — так лучше для нас всех.

— Для всех? — дыхание снова душило Луану, и слова давались с трудом. — Для кого для всех? Мой отец…

— Полагаю, герцог Мело уже мёртв. Вряд ли ему станет хуже, чем теперь.

Луана обмякла. Затем, мгновенно собрав силы, она рванулась из рук Анрэя — а тот и не пытался её удержать.

Луана бросилась к двери своей спальни и рухнула на кровать. Она провалялась так, рыдая, несколько минут, а потом резко вскочила, защелкала пультом визора, отыскивая канал новостей Грейнкерура, и снова упала на простыни, обхватив руками колени. Она плакала, глядя, как незнакомые зелёные корабли сплошными струями пламени поливают знакомые ей с детства улицы, и чувствовала себя мышью, загнанной в капкан. Бессилие давило со всех сторон, но она лишь сильнее сжимала колени и продолжала рыдать.

К полуночи слёзы иссякли, и Луана только теперь поняла, что репортаж давно закончился, и теперь экран показывает серую пустоту. Центральное телевидение Грейнкерура перестало существовать.

На Нимее Галактиону выделили покои в загородной резиденции императрицы. На самом деле ему уже приготовили покои во всех её резиденциях, включая официальную, в Каранасе, но Аврора не посчитала нужным говорить ему о подобных приготовлениях, решив, что если потребуется и Аэций соберётся нанести визит в другой регион, то слуги сами направят его в нужном направлении.

Благо слуг к нему было приставлено достаточно, чтобы в случае необходимости подавить любую попытку бунта. И задумчиво потягивая бодрящий напиток из форфоровой чашки, поставленной перед ним дворецким, Галактион в который раз за несколько дней отметил его военную выправку и запредельную ловкость движений.

Аврора не хотела его раздражать. Но Аврора ему не доверяла.

«Пусть так», — думал он прикрывая глаза и вслушиваясь в тишину дворцовых залов. Было приятно ощущать, что ни слух, ни чутьё не изменили ему за тысячу лет заключения. Там, на Редее, Аэцию часто казалось, что он оглох и ослеп — кругом не происходило ничего, монотонные дни походили один на другой.

Аэций усмехнулся собственным мыслям и снова поднёс чашку к губам. Большую часть того, что он помнил о своей жизни, Галактион провёл в заключении. Изредка обрывками всплывали воспоминания о другой, прошлой жизни, когда не было ещё ни империи, ни Авроры. Когда таких как он было больше — но теперь Аэций даже не мог вспомнить, сколько. Поначалу он надеялся, что со временем воспоминания вернутся и сложатся в мозаику, но этого так и не произошло. Казалось бы, на Редее у него было море времени обдумать всё и понять, что сотворили с его сознанием, но у него так и не получилось разгадать эту загадку.

Часто Аэций думал, что другой на его месте сошёл бы с ума. На что рассчитывала Аврора оставляя его так, в одиночестве и полном сознании? Даже к Айрен она оказалась милостевей, погрузив вторую их своих врагов в анабиоз.

Аэций окончания того противостояния не застал. Когда Аврора вернула себе власть он стал первым, к кому она применила свои представления о правосудии.

Поначалу он ненавидел её — за все те казни, которые последовали за её возвращением. Но толи время стирало ненависть, толи он не умел ненавидеть по настоящему — сейчас застарелая вражда никуда не делась, но уже не требовала немедленного воплощения в жизнь.

Не говоря уже о том, что были и другие аргументы к сотрудничеству. Большим и значимым был конечно тот, что угроза империи означала множество жертв. А Аэций никогда не ненавидел людей и никогда не желал им смерти. Он сделал бы всё, чтобы помочь человечеству выжить, даже не будь у него на то других причин. Но вторая причина делала опасность ещё актуальней и сильней — она заключалось в том, что глядя на кажущийся сумбур космических атак, Аэций чувствовал за ним руку того, кого когда-то хорошо знал. Ощущал свою причастность к тому, что должно произойти. И хотя ещё не понял до конца, на чьей он стороне, просто остаться в стороне не мог.

На третьем месте среди аргументов, которые заставили его взлететь с Редеи была свобода. И да, она была лишь на третьем месте, потому что два других аргумента были важнем. Где-то рядом с ней находился тот факт, что всю прошедшую тысячу лет он мечтал увидеть Аврору ещё раз… Увидеть и… Что дальше, Аэций не знал. Может быть, заключить её в объятья. А может быть — убить. Оба варианта развития событий привлекали его с одинаковой силой.

Но был и пятый аргумент. Он заставлял Аэция едва заметно улыбаться каждый раз, когда Галактион о нём вспоминал.

Пятый аргумент называл себя наследником дома Аркан.

Залпом допив кофе он подошёл к окну и выглянул во двор. Окна его аппартаментов выходили во внутренний сад, а сами аппартаменты были настолько велики, что в них легко можно было разместить двух человек — пришлось только распорядиться, чтобы одну из гостинных переоборудовали под спальню.