Ругань сменилась проклятиями, кашлем и приглушенными мольбами о пощаде — чем больше рыхлой земли пробивалось сквозь забрало крепкого шлема, тем отчаяннее становилось сопротивление. Дрожь земли и какофония битвы отступили под напором статики. Топя голову незнакомца в грязи, я не слышал ничего, кроме писка умирающей рации. Я ощущал мерзкую эйфорию. Чувство изумительной простоты.

Никакой вины, никаких «зачем, да почему».

Только я и он. Только предсмертные конвульсии и жажда жизни. Никаких правых и виноватых, только живые и мертвые.

Темно алые волосы и отвратительно красивое юношеское лицо вырвали меня из забытья. Блестя глубоким порезом на переносице, Гена испуганно теребил мое плечо:

— Сир! Сир, очнитесь! Сир, они разворачиваются!

— Че?

Удивленно хлопая глазами, я оторвал дрожащие руки от утопленного в землю шлема. Центр лагеря переполнился мертвыми телами. Лошади, всадники, дружинники, гвардейцы… От всего первого отряда осталось не более дюжины выживших, включая меня. Строй рыцарей, вихрем пронесшийся по нашим позициям, сейчас разворачивался у границ палаточного городка. Несмотря на потерю половины строя, всадники явно намеревались повторить таран.

Ожидаемо. Барон просто обязан стереть нас в порошок и продемонстрировать своему войску, кто в поле хозяин. Последний шанс остановить дезертирство и панику. Потому барон и выбрал целью тарана именно первый отряд, а не второй. Видел, поганец, что нашу «коробку» сильно потрепали и разумно решил, что мы станем легкой добычей. Что он легко сомнет нас и воодушевит дрогнувший сброд легкостью своей победы.

Он же не знает, что второй отряд укомплектован обычными городовыми, а не настоящими дружинникам. В противном случае, ударил бы в задницу именно «ряженным» и тогда… И тогда без шансов.

Как хорошо, что барон умудрился перехитрить сам себя, верно?

— Сир!!!

— Отставить панику! Оружие к бою, огонь по готовности… Стоп! А какого хрена ты здесь делаешь?!

Пацан непонимающе моргнул, явно раздумывая, не повредился ли я головой. А я лишь таращился на ряженых стражников, что неподалеку вели ожесточенный бой с гвардейцами. Судя по штандарту с желтым драконом и тому, что в отличие от остального войска эти не разбежались, второй отряд столкнулся с личной гвардией барона. Не мелкими вассалами и почетным эскортом, как рыцари или всадники, но все же. Значит, регент ввел в бой все свои резервы. Конница сминает первый отряд, личная гвардия сдерживает второй, не позволяя ему развить успех и свернуть весь фланг, как ковер…

Блин, умный говнюк!

— Сир, его сиятельство призывает к немедленному отступлению! Мы должны…

— Отставить!!!

Если мы сейчас уйдем, таран ударит прямо в тыл второму отряду. Разбегающиеся дезертиры и колеблющиеся серые плащи увидят, что от «ужасных северян» осталась лишь дюжина израненных полупокойников. Заметят и наверняка задумаются, почему вопреки утробную реву далекого горна новых «коробок» на дороге так и не появилось. И тогда все, сливайте воду.

Встав с остывающего рыцаря, я ломанулся к князю, что поддерживал раненного дружинника, пытаясь увести его подальше в сторону от линии атаки.

— На месте, мать вашу! — мой голос на мгновение перекрыл какофонию воплей и звона стали.

Измотанные и изможденные северяне вытаращились на меня. Не имея времени на объяснения, я схватил князя за шиворот и потащил его за собой, ставя между вторым отрядом и уже развернувшимся рыцарским строем.

— С дубу рухнул?!

— Стоять! Насмерть стоять, урод! Только попробуй рыпнуться, я тебя первым шлепну!!! Под трибунал пойдешь, тварь малолетняя! — вместо княжеской физиономии, перед глазами снова застыло юношеское лицо «микрофонщика».

Я с ужасом осознал, что дословно повторил последний приказ. Что я снова гоню взвод к многоквартирному дому, заставляя их затыкать своими жизнями просчеты в планах командования.

— Нельзя отступать. Нельзя, и все тут. Иначе все зря. Иначе все бестолку. Все будет напрасно, если ты уйдешь. Иначе ты зря пустил своих в расход, понимаешь?

Отпустив окровавленный ворот, я схватился за валяющуюся неподалеку рогатину и уселся на землю, копируя «ежа» дружинников.

— Да ты… Ты… Ты?! — от негодования, молодое лицо Рорика буквально позеленело.

Гена испуганно вздрогнул, мигом забившись мне за спину.

В ругани князя смешалось все — и мое неподобающее отношение к столь благородной особе, и вопиющая наглость, и безответственная глупость. Его глаза пылали ненавистью и гневом. Нет, он не беспокоился за собственную жизнь — он возненавидел меня за то, что я заставляю его губить чужие. Он кипел яростью, что ему нечем возразить.

Если я вспоминал ополовиненное лицо «микрофонщика», то князь снова видел картину городских ворот, заваленных горами трупов собственных воинов.

— Казню… Кровью своей клянусь, казню, коли уцелеть посмеешь… — стирая зубы от ненависти, проскрипел Рорик, прежде чем воздеть меч в небо. — Стена!!! Построение стеной!!!

Раненные, изможденные, с обломанными рогатинами и треснувшими панцирями — великаны являлись лишь тенью былой мощи. Однако дисциплина превыше всего. Меняя своих стонущих товарищей обратно на холодные древки, дружинники быстро занимали позицию подле князя. Тонкая красная линия из изорванных плащей протянулась между сражающимся вторым отрядом и набирающим обороты рыцарским тараном.

По правую руку стоял Гена, по левую князь. Их осознание ситуации было столь же разным, сколь незначительной являлась разница в их возрасте. Просто одного уже «поимели», а у другого первый раз…

Мальчишки, нервно сжимавшие непривычно тяжелые рогатины. Князь одной рукой, Гена двумя. Один со жгучим трепетом, другой с холодным смирением. Один мечтал о славе и подвигах, веря в решение командира, другой молился о прощении, зная, что разменивает подчиненных.

А я… А мне уже все равно. Мысль отослать Гену подальше и приказать ему спрятаться в какой-нибудь палатке застряла где-то в глотке. Видя холодную решимость Рорика, я не мог позволить себе поступить нечестно. Раз он жертвует своими, то и мне не следует пытаться умаслить собственную совесть.

Лишь бы выстоять. Лишь бы не дать этим чертовым всадникам разгромить второй отряд. К черту эмоции. После победы поплачем. Кто от горя, кто от усталости.

Таран набрал обороты. Красуясь пятнами свежей крови, всадники выстроились в колонну, намереваясь прорвать наш тонкий строй и вмазаться в тыл второму отряду. Барон несся впереди, грозно возвышаясь на своем бронированном монстре. Его высокий рост не уступал даже Рорику.

Позади строя всадников, я вдруг увидел ватагу перепуганных серых плащей. Часто оборачиваясь, они спешили к лесной дороге, с которой продолжали доноситься заунывные стоны северного горна.

Не понял… А от кого они бегут-то?

Ощетинившийся пиками и мечами рыцарский таран вдруг взорвался вспышками крови и бешеным ржанием лошадей. Бледно серый титан набросился на рыжего коня, и вцепившись в него зубами, вырвал целый шмат сочащейся плоти. Следующие в колонне рыцари один за другим вышибались из седла и исчезали в граде грязных копыт.

Несясь под знаменем восходящего солнца, кавалерия прорвалась сквозь рыцарский таран, сходу уполовинив его. Оставшаяся часть гвардейцев Грисби, с задорным улюлюканьем преследовала толпу разбегающихся серых плащей.

— Вот же Куролюб недобитый… — завистливо фыркнул князь, когда Грисби поднялся в седле своего старого титана и проревел нечто столь же воодушевляющее, сколь и не разборчивое.

Где-то вдалеке раздавался задорный гул сотен глоток. Похоже, расчистив баррикады у ворот, вслед за Аароном в бой вступило и ополчение.

Однако радоваться рано. Головная часть колонны все еще несется прямо на нас. И если она вдарит в тыл второму отряду, занятому гвардией — битва проиграна. Войска барона прекратят гадить в штаны и начнут щупать ополчение за вымя. Сообразив, что эти дилетанты вооружены тупыми гильдейскими мечами и являют собой кучу пекарей да крестьян, они мгновенно обратят их в бегство и сомнут. И никакая гвардия Грисби не поможет.