А «свидетельница» в нас окончательно разочаровалась:

— Экая ты! Ни себе, ни людям!

— Да что ты такая озабоченная?

— Я озабоченная? Сами же меня завели своей возней…

Вот бы никогда не подумала, что драка со стороны смотрится настолько эротично! В голову приходит блестящая мысль:

— Ну если так не терпится, бери! — киваю в сторону как раз спрыгнувшего с дерева маркваша. — Попользуйся!

Заодно и гляну на время прохождения дистанции потенциальным объектом охоты. Вдруг, пригодится?

Однако курсант оказывается находчивым. Картинно бухается на колени и, протянув к нам руки, театрально взывает:

— Девочки! Любимые мои! Пощадите! Я не могу больше!!!

Ага! Значит, начинать общение с местными с убийства ему не хочется. Или у них с женщинами драться не принято? А я, надо понимать, исключение?!

Гостья смеется:

— Заездила, значит! А пять минут назад явно мог! — она легонько пинает меня в бок. — Ладно, что с вас, влюбленных, взять. Пора мне, заболталась что-то! Придется в боевой форме пробежаться…

И синяя собачка молнией уносится в лес.

— И зачем ты этого хотела? — спрашивает маркваш.

— Чего хотела? — делаю изумленные глаза и даже похлопываю ресничками.

— Свести меня с этой… псиной!

— Ух ты, какие мы недотроги! Не можем сделать девушке приятно! А на хрена ты на меня с кулаками бросался?

— Я должен был дать себя зарезать?

Ни фига себе заявочки!

— Нужен ты мне! Если бы хотела — еще на дереве зарезала! Урод узкоглазый! Его спасаешь, а он ногами машет! Челюсть до сих пор болит! А на заднице, наверное, синяк будет! Надо было тебя прикончить!

Он осторожно трогает заплывший глаз. Потом присаживается на освобожденную оборотней кочку.

— Извини. Прихожу в себя, а надо мной ты с ножом! Ну я и решил…

— Что я хочу тебя кастрировать?!

— Да что вы все только об одном думаете?! Или это общеженское? Я думал…

— Индюк тоже думал! Я скафандр с тебя срезала. Посмотреть, нет ли повреждений! Знала бы, что ты такой параноик, оставила бы на дереве!

А про то, что я не маркваша спускала, а Ветку тебе знать необязательно! Чувствуй себя обязанным, да еще в лужу севшим. Может, скажешь что интересное. А то уж больно много странных совпадений. От доисторических катапульт в циклетке до луков и знания местного языка!

— Ну извини. И спасибо. Меня Куан зовут.

— Хорошо, что сказал. А то я вас не различаю!

Усмехается.

— Врешь! На гонках различала. И расизмом особым не страдала. А сейчас прикидываешься зачем-то.

— Ничего не прикидываюсь! Там дресс-код! А так я жуткая расистка! Как и все эльфийки! Терпеть мужиков не можем!

— Это не расизм. Другим словом называется. Не помню, каким. Так что врешь ты, принцесса!

— А вот про это забудь! Никаких принцесс! Пал! Или Палка! А этим, — ткнула пальцем в небо, — я соврала, понял?!

Он поднимает руки:

— Понял! Извини.

И чего я, в самом деле, завелась? Мне Ветку искать надо. А что с марквашом делать? С собой тащить? А что, кстати, он сам об этом думает?

— Мне надо найти напарницу. Ты со мной?

— Я должен дождаться брата. Потом — как он решит.

— А сам ты никто и звать никак?

— Дунг — старший клана. Нас осталось всего двое. Если мы начнем нарушать традиции, народ марквашей исчезнет.

Ох, блин! Это же их планету накрыло недавно! Слухов ходило немерено, но что там конкретно произошло, даже мамина разведка не выяснила. Совет миров развил такую секретность… Вот только договоренность у них дурацкая.

— Что, прямо посреди леса ждать будешь?

— А что? Оставлю знаки, понятные только нам на максимальной площади…

Мда… тяжелый случай.

— То есть, можешь сначала промаркировать путь до ближайшей деревни?

— Даже желательно, — соглашается Куан, — а ты знаешь, где она?

— Конечно!

Машу рукой на восток. Ничего не знаю. И теперь даже не уверена, что Ветка приземлилась именно в том направлении. Но туда убежала наша цветная знакомая, значит, что-то там должно находиться. Может, и не деревня, но хоть что-нибудь. И зачем мне тащить с собой маркваша, тоже непонятно. Но хочется!

До деревни оказалось совсем недалеко. Но идем мы долго. Розовый Толтрыга умчался вперед, и ведет нас Павлуша. Делает он это неторопливо, обстоятельно рассказывает про окружающий лес, деревню, ее обитателях, произошедших за последний год событиях, умудряясь при этом не сообщать ничего интересного. Ему бы в разведке работать. Провалится — никого не выдаст! При этом малолетний оболтус не забывает выклянчивать шоколадки, при малейшем сопротивлении заводя своё любимое «бедных людоедов все обижают». Обидишь такого, как же! Когда запас сладостей кончается и у эльфийки, и у меня, темп движения резко возрастает, и финиша мы достигаем минут за пятнадцать. Вот ведь хитрюга ненасытная! Ну хоть кругами не водил, и то ладно!

В деревне нас, естественно, встречают. Но не толпа мужиков с дубьем, как следовало ожидать, а одна-единственная моложавая женщина. Лучше бы мужики были…

— Бабушка! — радостно орет Павлуша. — Я еду привел! Даже две! У них еще такие вкусные штуки были, но уже кончились, — любящий внучек понижает голос и доверительно сообщает. — Я тебе одну сохранил!

Мускулистая «бабушка», чей монументальный бюст располагается на уровне моей головы, окидывает нас оценивающим взглядом и, видимо, относит к существам неопасным. После этого всплескивает руками и укоризненно басит:

— Павлуша! Разве же можно так людей пугать?! — взор ее опять возвращается к нам. — Вы уж не сердитесь на него, люди добрые! Малой он еще, глупый! Мы людей, уж почитай, лет десять не едим! Как Егор со товарищи демонов побили, так и перестали! В дружбе по-любому лучше жить, чем во вражде! Да вы проходите до хаты, отведайте снеди нашей!

Отказаться, похоже, шансов нет. Кушает хозяйка людей, или не кушает — вопрос второй. Когда начнет готовить из нас котлетки, тогда и будем сопротивляться. А пока имя она одно упомянула. Интересное имечко!.. Так что топаем в гости.

Вот странно. Вроде, эльфийка мне не подруга. Может, даже и враг. И знакомы фактически всего ничего, а внутренне почти как напарницу воспринимаю. Хоть и не исключаю, что придется ей горло перерезать. Впрочем, рука не дрогнет.

Еда у «бабки Матрены» вполне человеческая. Не в смысле из человеков, а в смысле для человеков. Для разумных, то есть. На квертианском «человек» и есть разумное существо, а раса значения не имеет. И сама Матрена существо открытое, доброе и приятное. Даже не верится, что десять лет назад эта лапочка людьми, в основном, и питалась.

— А как же! — говорит она, ласково улыбаясь. — Для людоеда обаяние — первое дело. Кто же с бирюком нелюдимым дело иметь будет? Нет, ты расположи человека к себе, понравься ему, на разговор вызови. Тогда он и дрова на костерчик сам соберет, и огонька не пожалеет, да и в котел залезет. Такие умельцы попадались, сами себя потрошили…

Матрена грустно вздыхает…

— Но если честно, нечасто удавалось нормально поесть. Знали люди, кто мы, и разговаривать не спешили. Так что впроголодь жили. А тут еще моду взяли вкус себе портить. Сначала вдруг орки горькими стали. Потом оборотни таким запахом обзавелись, что даже подойти противно. А за ними и другие. Кто кислый, аж зубы сводит, кто пересоленный, кто просто безвкусный. Так что всё, что делается, к лучшему. Вон, насколько сейчас сытнее жить! На охоту нам ходить не надо. Да и что мы наохотимся, старый, да малый! Зато если какое дело силы требует, тут мы всех лучше. Павлуша, хоть и маленький, а трех руконогов заменяет. А если в орках — то и пятерых. Да и я еще ничего…

— А родители Павлушины где? — спрашивает Ветка.

— В Город ушли. Там строят много сейчас, людоедам работа всегда найдется! Поработают полгода, потом обратно придут с заработком. Пока я с малым сижу, а там видно будет. Может, как подрастет, в Город переберемся. Петруша-то мой самому Илюше троюродным братом приходится. Только дорога Павлуше трудновата пока…