Вот такая я грубая и небабственная! А то знаю я их! Он мой!!! А свое защищать надо!

— В лесу родилась елочка, в лесу она росла.

Вот ведь, привязалась песенка! И с чего вдруг? Новым Годом и не пахнет! Вокруг пальмотополи одни, и тех мало — лесостепь. Температуры категорически не зимние. И даже не Земля ни разу! Но вот крутится с утра в голове и не отвязывается! Может, неделя пути так отражается? Или выкрутасы Кверта?

Странный здесь мир. Дроу режут фей без каких-либо предлогов и поводов. Те отвечают им полной взаимностью. Синие оборотни грызут черных, черные — белых, а белые — синих. Цверги дваргов, а дварги — цвергов. Те и другие — троллей. Орки разрывают кониками эльфов, получая в ответ стрелы в горло. И не в ответ — тоже. А для людоедов все вышеперечисленные — еда! Но стоит произнести три волшебных слова «я тебе друг», и…

Вот сидит людоед Илюша. Вокруг три дамы. Троллиха (или тролля?), цверга и дверга. Или цварга и дварга? Всё время путаю! Все трое похожи больше, чем наши близняшки! Чем вообще эти расы отличаются?! Вроде, кто-то из них под землей живет! И только! Но стоит ошибиться — обижаются! «Какая Аюша?! Я что, кротиха какая, что ли! Аиша меня зовут!!!». Ага! Аиша Аюшу кротихой обзывает, Аяша Аишу горной козлой кличет. Аюша Аяшу — тупой овцой. Гвалт постоянный и неимоверный! Почему они именно к Илюше льнут, понятно: дамы не мелкие. Но характеры! Жалко несчастного людоеда. Сожрут ведь! Или он не выдержит и ими подкрепится, несмотря на то, что всех троих Травой зовет. Говорит, безвкусные они. А дамы и пользуются! Жмутся к Илье, одновременно осыпая друг друга словами. Нехорошими и разными. Наконец, людоед не выдерживает:

— От дурная пища! Задницы от земли-матушки оторвали, и за мной!

Встает и скрывается за холмом. Женщины, не споря, толпой бегут следом. Минут через пять треск ломаемых сучьев стихает, сменившись истошными женскими воплями. Даже не настораживаюсь. Привык уже. Не кушает он их, не кушает! Хотя в первый раз мы с сержантом наперегонки бросились. Неудобно получилось. Но кто ж знал, что Илюша такой стеснительный!

Стеснительных на Кверте немного. Синяя оборотня прыгает на своем негре у всех на виду. Развлекаются и в человеческом обличье, и в волчьем, стараясь использовать каждую свободную минутку Аара. А то всякие хождения в караул и прочие глупости отвлекают от процесса! Впрочем, по сравнению с тем, что вытворяют дроу с феями, это всё семечки. Сплетение двух серебристых и трех малиновых тел прямо посреди лагеря впечатляет. Древние индийцы нервно курят в сторонке! Правда день на третий от этого зрелища тошнить начинает!

Вот старший сержант всегда останется сам собой. А то, что белая оборотня пропадает из лагеря именно тогда, когда Шарик обходит караулы, несущественная мелочь! Красивая, кстати, девочка. И собачка симпатичная. Тяжелая ей предстоит жизнь. У Шарика все строго: беленькая беленькой, а обед по расписанию. И вообще, служба превыше всего!

В общем, не команда, а сборище сексуальных маньяков! Не удивлюсь, если в один прекрасный день все перемешаются в другом порядке. Дроу и сейчас не разделяют, которая чья.

— В лесу родилась елочка, в лесу она росла.

Тьфу, блин!

Что-то с этим надо делать! Может, как дойдем, домов вокруг скрытни понастроить? Чтобы хотя бы не видеть, раз уж не слышать не выйдет! Или забить? За детьми присматривать не забывают, и ладно. А то у нас там сироты сплошные. Кроме руконогов, конечно!

Руконоги — единственный островок стабильности и внешних приличий. Бурдыга достался нам с двумя женами и тремя детьми. Вся семейка в сборе. Везучие. Мужики у розовых — жуткие индивидуалисты. По этому поводу живут семьями. Глава семейства, до трех жен и детишки, сколько нарожают. На деревьях за ними не угнаться. Даже самый мелкий по веткам прыгает, что твоя обезьяна. А те, кто постарше, могут и перелетать с дерева на дерево на манер белки-летяги. От врагов предпочитают прятаться, хотя физически сильнее многих конкурентов. Но и на старуху бывает проруха. У Бурдыги феи словили старшего. Не убили, а утащили к себе. Большинство местных рас забило бы болт, чтобы не рисковать несколькими жизнями ради одной. Но только не орангутанги. Ночной налет розовой тройки был неистов и неудержим. И неплохо продуман. Как и расставленная врагами ловушка. За трех пленных противник заплатил четырьмя трупами. А потом спокойно разыскал на незащищенной уже территории оставшихся детей. Феям что-то было очень надо от лепреконов, иначе семейству не жить. Нашу дружбу Бурдыга принял, но сразу оговорил, что жить устроится неподалеку, но отдельно. Совместная оборона руконогу нравится, а общежитие — не очень. Он и сейчас держится немного особняком.

— В лесу родилась елочка…

Из леса неторопливо возвращается Илюша. Троица с написанным на лицах блаженством гуськом плывет следом.

— Аиша, приготовишь жижиг-галнаш? У тебя так здорово получается…

— Конечно, Аюша! Только…

— Ой, девочки, сейчас приправы соберу!

— Аяша, ты прелесть!

Всё. В благородном семействе тишь да гладь на ближайшие пару часов. А потом придется нашему людоеду вести своих женщин за новой порцией счастья…

Да пусть развлекаются, раз дорвались! Дело молодое, естественное. Стрессов у всех хватало в последнее время, девчонки, небось, уже с жизнью не раз попрощались. А тут свобода, равенство, братство и куча молодых, изголодавшихся и очень симпатичных парней рядом. И плевать, что других рас. Три волшебных слова-то сказано. «Я тебе друг». И всё. Неважен цвет кожи, форма ушей и всё прочее. Все друзья. Спрашивается, что им мешало сказать эту фразу без меня? Языки были узлом завязаны?

В общем, понимаю я их. Да и сам уже не строю из себя недотрогу. Только ночую все же в палатке. Привычнее так, и плевать, какие на Кверте нравы. Удивительно, что ко мне никто не лезет. Может, конечно, уважают сильно, но есть подозрение — Елкина работа. Зеленая у нас в авторитете!

— В лесу родилась елочка, в лесу она росла…

— Ты про меня песню сочинил?!

Легка на помине, чудо с кисточками! Ушки на макушке, хвостик на подушке!

— Ну… Вообще-то, не сочинил, а вспомнил.

— Неважно! Это про меня!

Ну в принципе да. Если «Лес» и «Елочка» с большой буквы петь, то так и есть. И родилась, и росла, и стройная. И зеленая тоже. Насчет зимы не знаю, но круглый год — точно! А вот каким образом моя вундеркинда это поняла, если я по-русски пою? Переводчик-то из меня аховый!

— А я тебя всегда понимаю, — шепчет эльфа на ухо, одновременно наливая чай. — Ты же мой мужчина! Как же иначе?!

Однако! Не, я согласен, любимая женщина должна понимать мужа с полуслова! И даже совсем без слов. Но вот на незнакомых языках — это уже перебор! Или это и есть тот самый чистый ментат, который я безуспешно ищу в военных целях? Да какая, собственно, разница!

Обнимаю девочку за плечи:

— Это твоя песенка! Про тебя и для тебя!

Елочка счастливо улыбается…

Куда? Опять в лес? Та-ак… Караулы расставлены… Время до смены есть… Можно, пожалуй! За мной!

Что значит, в рабочей форме? Что я, извращенец, что ли? Или оборотень какой?! Я честный пес! Так что не выпендривайся, и делай всё, как положено по Уставу! Что не положено?! Кому и не положено, а нам — так даже обязательно!

Кому нам? А вот этого тебе знать не положено! Ты еще даже не рядовая! Хотя мне и нравишься…

Мда… Тяжело, однако, тащить за собой кучу мужиков, изголодавшихся по любви и ласке, а в придачу кучу точно таких же баб! Но, слава богу, всё кончается! Осталось всего ничего! Где там Шарик?

Сержант легок на помине:

— Егор, у скрытни люди!

— Чужие? — а собственно, откуда здесь свои?

— Не совсем.

Докладывает. Пожимаю плечами.

— Тогда пошли!

Выползаем к убежищу.

Метрах пяти от входа, точнее, от самого большого выхода, живописно раскорячившись между пальмотополей, гордо высятся две двадцатитонные фуры. Рядом стоит палатка в рост человека. На небольшом костерке жарится десяток крупных рыбин, прозванных мной кефалью. Исключительно за невысокий уровень моего образования в рыбном деле. За сколоченным из сосновых досок-пятидесяток столом восседают два человека и двое чертей. Один человек и один черт мне знакомы. Остальные новенькие. На нас четверка не обращает ни малейшего внимания. Делом люди заняты.