– Теряете хватку, Лёшенька! – Кочетков, материализовавшись на границе тьмы и света, укоризненно покачал головой. – Я уже часа четыре за вами, аки гиппопотам сквозь термитник топаю: с шумом, треском и не скрываясь. Почти не скрываясь.

– Я своей прозорливости дифирамбы пою, – огорченно буркнул Пелевин, стыдливо отводя глаза в сторону, – а оно эвона как… Лучший следопыт, русский Натти Бампо, – продолжал ворчать охотник, имитируя голос Полины. – Хрена! Как мальчишку, провели, как мальчишку…

– Пора б уже усвоить, юноша, – подполковник, смерив Пелевина укоризненным взглядом, ласково потрепал Бирюша по холке, – что чрезмерное самоуничижение – это гордыня с обратным знаком, а значит – грех. Осознали? Вот и не грешите. Зря вы себя хулите, однозначно – зря.

Пес, словно подтверждая слова картографа, оглушительно тявкнул и переступил лапами по груди поверженного врага. Бандит сдавленно крякнул и затих. Пелевин, сконфузившись, словно девчонка-гимназистка при виде строгой наставницы, ойкнул, вытащил едва хрипящую тушку злодея из-под лап собаки, не найдя ни у него, ни у себя фляги, пожал плечами и отвесил сомлевшему бандиту звонкую пощёчину. Придя в себя, весельчак очумело помотал головой, благодарно хлопнул глазами и скромно проблеял, что и он с приятелями следил за Алексеем уже пару часов, а то и больше. И тоже – без опаски. Окончательно поникший траппер совершенно по-детски расстроенно шмыгнул носом и, присев на корточки, зарылся лицом в собачью шерсть.

– А я повторюсь, что поводов для огорчений абсолютно нет, – Кочетков раскурил сигару и сунул её удрученному охотнику. – В том, что вы в городских дебрях ловки не так, как на природе, беды нет. Сколь вы в тех городах бываете? Вот тот-то и оно – мизер. Зато, скажу без лести, в буше или в иных каких диких местах равных вам не сыщется. Помните, как в девяносто седьмом мы… вы зулусам нос натянули? Местные жители, аборигены, так сказать, а против вас – словно плотник супротив столяра…

– Лю-юди-и-и… – настороженно продребезжал оклемавшийся разбойник, устав непонимающе вращать головой от Пелевина к Кочеткову. – А вы по-каковски болтаете? Вроде все местные языки знаю, а с вами как глухой, ни черта не понимаю.

– По-русски, мы разговариваем, милейший, – невозмутимо пожал плечами Кочетков, протягивая руку так и не вставшему с корточек Пелевину. – Исключительно на языке родных осин, берез и прочей растительности.

– Ой, мамочки, – европеец с совершенно обалдевшим видом схватился руками за голову. – Это что ж, Чернофф своих русских в одну кучу созвал? Ой, беда нам теперь всем, ой, беда-а-а…

– Приятно видеть, что имя великороссов вызывает трепет и уважение, – заинтригованно протянул Кочетков, с удивлением поглядывая на сжавшегося в комочек бандита. – Но все же, мон шер, с чего бы такой пиетет?

– Да кто же не знает старого Мэтта Черноффа? – при упоминании строго русского наемник передернулся и клацнул челюстью. – Этого душегуба даже Зяма Дедборн трогать опасается…

– Боже, – брезгливо поморщился Пелевин, – как можно жить с таким прозвищем?

– Это не прозвище, – угрюмо буркнул европеец, – это фамилия. Вот и представьте, милсдарь, что за человек Мэт Чернофф, если его боится даже мертворожденный…

Услышав последнюю фразу Кочетков задорно ухмыльнулся и, явно кого-то цитируя, продекламировал:

– Одни боялись Пью, другие – Флинта. А меня боялся сам Флинт.

Отчеканив фразу, подполковник фыркнул и ехидно покосился на Пелевина:

– А и интересные же люди к вам, мон шер, в родственники намечаются. Право слово, такие занимательные, что слов нет…

– Кто в родственники? – цыкнул сквозь зубы Пелевин и недоуменно уставился на старшего товарища. – К кому в родственники?

– Но ведь мосье Чернов близкий родственник вашей Полины, мой друг? – в свою очередь удивился подполковник. – Следовательно, в недалеком будущем и ваш.

– С чего б это она моя? – смущенно фыркнул Пелевин, передёргивая плечами, словно от холода. – И вовсе она не моя, скажете тоже…

– Ну не ваша, так не ваша, – покладисто пожал плечами подполковник. – Простите великодушно, оговорился. Старею, видать.

Алексей, помня, что оговорки у Кочеткова встречаются реже, чем в Писании, с сомнением посмотрел на картографа. Тот, с демонстративно удрученным видом, отвесил церемонный поклон и, заметив, что пленник встал на четвереньки и пытается потихоньку улизнуть, наступил ему на ногу.

– Осмелюсь заметить, мой друг, – Кочетков, утвердив беглеца на ногах, с деланным радушием отряхнул пыль с его одежды, заодно выбив из карманов пленника складной нож и маленький двуствольный пистолетик. – Ваше решение покинуть нашу компанию несколько преждевременно. Мне бы хотелось услышать ответы на некоторые вопросы.

– Ну и толку мне отвечать? – осознавая, что судьба вряд ли предоставит ему второй шанс скрыться, понурился европеец. – Один чёрт, убьете…

– По-моему, вы делаете неправильные выводы, исходя из неверных предпосылок, – остановив Пелевина жестом, Кочетков ободряюще похлопал пленника по плечу. – Я, конечно, могу несколько ошибаться, но, вроде бы, на вашей родине, – подполковник ощупал европейца внимательным взглядом, – в Испании, говорят: «Vivir y dejar vivir»? (исп. «Живи и жить давай другим», букв.: «Живи и позволяй жить») Не вижу. Зачем и для чего нам отступать от этой доктрины? При условии полного взаимопонимания.

Испанец хотел было ляпнуть что-то ернически-недоверчивое, но посмотрел на искреннейшую добросердечную улыбку Кочеткова, резко контрастирующую с обжигающе-холодным взглядом и, резонно посчитав, что иного выхода нет, быстро и толково выложил всё, что знал о своем непосредственном руководстве. А после, хоть его и не просили, – новости из жизни криминальных сообществ Претории.

– Что-то подобное я и предполагал, – задумчиво протянул Кочетков, аккуратно, чтобы не вляпаться в лужи крови, вышагивая по небольшому проулку. – Благодарствую. – Подполковник барственно потрепал обмершего от страха испанца по щеке и, продолжая размышлять о чем-то своем, остановился напротив Пелевина. Заметив, что испанец, вцепившись в нательный крестик, тихо бормочет молитву, Кочетков повелительно махнул ему рукой.

– Право слово, ваше присутствие здесь более не обязательно, можете идти. Вот только объясните, зачем было нужно господина Декарда убивать?

– Убьешь его, как же, – прижавшись спиной к каменной стене и потихоньку пятясь, облегченно выдохнул испанец. – Старина Рик, сеньор, сам кого хошь прикончит и не охнет. Тут это, – бандит вплотную приблизился к границе между светом и тьмой и, споткнувшись о пристально-мертвенный дуплет взглядов Кочеткова и Пелевина, замер. – На прошлой неделе комендант местный награду за одного фриджека (англ. Freejack – беглец) назначил, так третьего дня к сеньору Декарду в гости Мик Фасэндик припылил. Вот они вдвоем за тем фриджеком и подались. Те еще rodares piedra.

– Кто, кто? – недоуменно поморщился Пелевин, не сумев самостоятельно разобрать бурчание испанца. – Это по какой такой матери он сейчас мужиков окрестил?

– Перекати-поле, если по-нашему, – небрежно отмахнулся Кочетков, жестами показывая говорливому пленнику, чтобы тот убирался подобру-поздорову. – Право слово, семантические исследования интересуют меня в последнюю очередь. Не скрою, увидев вас в городе, я чрезвычайно обрадовался. Мне позарез необходимы ваши таланты…

– Так и знал, – расстроенно вздохнул Пелевин, корча преувеличенно трагическую физиономию и театрально заламывая руки, – никому-то я, сиротинушка, не нужен… Вот бы кто, мне как человеку обрадовался: здорово, мол, друг Лёха! Пойдем вискаря хряпнем да пивком его заполируем! Так нет, всем чего-то надо: кто нёрвы мои истрепать жаждет, – Алексей волнистыми жестами изобразил в воздухе женскую фигуру, – кто, – траппер подозрительно покосился на подполковника, – таланты…

– Браво, – Кочетков, имитируя аплодисменты, трижды вяло шлепнул ладонью о ладонь. – Брависсимо. Лавры Садовского и Шумского вам, конечно, не светят, но, – подполковник озорно подмигнул Бирюшу, озадачено уставившемуся на ломающего комедию хозяина, – ежли выйти с подобным репертуаром на паперть… Думаю, публика, подкинув пару-тройку пенсов, по достоинству оценит ваши старания… А если отставить шутки в сторону – я рад вас видеть, Алёша, несказанно рад. Но, как говорят наши заклятые друзья: «business is business», а посему скажу прямо. Вы помните человека по имени Бёрнхем? Фредерик Рассел Бёрнхем?