«Нет ничего постоянного. Пирамиды рушатся, металл — ржавеет. А память и подавно».

Смерть вновь появилась передо мной.

«Что с ним? Почему он ничего не помнит? Из-за ран? Или ударился головой?»

Смерть лишь пожала острыми плечами.

Я просканировал парня, но не увидел никаких повреждений головы, только сильные гноящиеся раны, оставленные, кажется, каким-то зверем — на лбу, щеках, подбородке. На мозг было наложено какое-то заклятие, которое я принял за обезболивающее.

«Ничего не помнит — потому что так кому-то надо», — загадочно ответила Смерть.

«Что это значит?»

Я вновь начал сканировать магическим зрением голову Андрея — на этот раз более внимательно. Вскоре обнаружил печать, скрытую блоком. Несомненно заклятие. И весьма изощренное, сложное. Распутать не получилось.

«Они специально стерли ему память?!»

«Не стерли — заблокировали».

«Но зачем?!»

Смерть не ответила.

У палатки послышались голоса. Я показал Андрею, чтобы он молчал про меня, сам спрятался под кровать.

Внутрь зашли двое. Я не видел кто именно, но судя по разговору — врачи. Они что-то сонно говорили про потерянные карточки, потом перешли к обсуждению возможных альтернативных способов лечения раненных.

— Все, ёлки-палки, гноится, — произнес один. — И никакие мази не помогают. Я к Марковичу уже два раза ходил, докладывал.

— А он что?

— Да только рукой, ёлки-палки, машет, мол, лечите как хотите, это не его проблема.

— Как же, не его! Проверка прибудет из Центра — тогда посмотрим как он запоет!

— Да не до этого им сейчас, ёлки-палки, — грустно сказал первый. — Слышал, что твориться?

— Ты про прорыв второго кольца?

— Про него самый, ёлки-палки.

— Слышал. Слишком много слышал, — второй загадочно вздохнул.

— Что так?

— У меня друг — вместе с ним на медицинском учились, так у него брат двоюродный в разведроте был, которая недавно вернулась.

— Да ну?!

— Ей-богу. Он один из тех счастливчиков оказался, кто живым и невредимым пришел.

— Повезло!

— Так он рассказывал, что там, за Барьером, твориться.

— Ну?

— А что «ну»? Тьма кругом и голоса какие-то повсюду перешептываются. Посветишь — никого. Уберешь фонарик — опять словно кто-то совсем рядом стоит. Болото кругом и плачет постоянно кто-то во тьме, будто бы маленькая девочка. Страху натерпелся.

— Жуть, ёлки-палки!

— Еще какая! Самое страшное, говорит, это когда врага не видишь. Ну вот будь он любой, хоть три метра ростом, ты все равно понимаешь — три метра — это не пять, как-нибудь справимся. А тут ничего не видно. Выхватывают, говорит, из тьмы и жрут.

— А магические фонари?

— Да через раз помогают. Гамильтон дерьмо делает, ломается часто. В общем, страхота.

— Поэтому солдатам блок и ставят на память.

— Верно! Тот парень, из разведотряда, говорил, что у тех, на кого было нападение, совсем плохо с головой становится. Если блок не поставишь — с ума можно сойти.

— Да тут, ёлки-палки, всему гарнизону надо ставить — такого насмотришься, и вспоминать не охота!

— Верно!

Из разговора стало понятно, почему Андрей ничего не помнит.

Я дождался пока врачи сделают обход и едва они вышли, шмыгнул к выходу. Уже готов был уйти, как вдруг увидел, что черная тень Смерти наклонилась над одним из лежащих.

«Отойди от него!» — приказал я.

Но та не слушала, стояла спиной ко мне, ссутулившись, что-то бубня и содрогаясь.

«Отойди!» — повторил я.

«Поздно!» — вдруг резко обернулась Смерть. Ее руки были испачканы в чем-то маслянисто-черном.

Хищно сверкнув красными зыркалами, Смерть прошипела:

«Поздно! Он мой!»

И вновь принялась грызть душу умершего, чавкая и хлюпать.

Настроение было хуже некуда. Я выругался, пошел прочь.

Тем же маршрутом, что и пришел, начал возвращаться назад, на заготовочный участок. Но вновь пришлось остановиться и спрятаться — впереди шли солдаты.

Пока пережидал, невольно засмотрелся на Барьер. Его величественность производила на меня странные чувства. Мне казалось, что Барьер — живое существо, причем не самое доброе.

«А может, так оно и есть?» — вдруг подумал я.

Ведь не могли же люди построить такого исполина. Или все же могли?

И словно ответом на мои молчаливые вопросы в голове возник образ, смутный, непонятный. Величественная тень, поднимающаяся до самого неба, расправляющая спину словно от долгого сна. По сравнению с ней я был букашкой и о моем существовании тень даже не предполагала, как не предполагает человек о существовании какого-нибудь муравьишки, когда идет по траве. Многовековая спячка закончилась и оно — это величественное существо, а может быть и сам Бог, — оживало.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Барьер по прежнему стоял неподвижно. И лишь люди-муравьи ползали по его верху, совсем крохотные, беспомощные.

Я вернулся в заготовительный участок примерно через пол часа. Что могло пойти не так? Я думал, что ничего. Парни пришли со столовой, уставшие, вымотанные. Наверняка расселись по углам и клюют носом.

Как же глубоко я заблуждался!

Возню из каморки услышал еще на входе в сам участок. В основном цехе людей не было — все ушли в курилку, спрятаться в тени и обсудить последние слухи, — поэтому особого внимания шум не привлек.

— Я тебе твоих тараканов в задницу засуну! — раздался дребезжащий голос Шталина.

— Да я… Ах!

Глухой удар. Возня.

Я ускорился.

— Ты за своих насекомых мне ответишь сполна, гнида!

— Это не…

Вновь глухой удар.

Я ворвался в каморку и ожидаемо увидел Шталина, сцепившегося с Климом.

— Разойтись! — рявкнул я, но те даже не услышали.

— Он не причем! — зарычал Евгений, защищая товарища и накинулся на Шталина.

— Куда прешь, малявка? Зашибу!

— Живо успокоились!

И вновь это не подействовало, только узбеки отошли еще дальше к стенке, спрятавшись за ящики.

Поняв, что словами тут бесполезно что-то делать, я создал небольшое заклятие и обрушил его на дерущихся.

Глушащая волна раскидала драчунов по углам.

Шаталин врезался в стену, застонал. У остальных тоже посадка была не из мягких. И лишь узбеки уважительно захлопали в ладоши, словно желая вызывая на бис.

— Вы что, совсем с ума по сходили?! — закричал я. — Деретесь друг с другом! Вы же одна команда!

— Этот повелитель мух первый начал, — вытирая кровь с треснувшей губы, произнес Шталин. — Таракана мне за шиворот подкинул.

— Это не я! — жалобно запищал Клим.

— Это не он! — поддержал его Евгений.

— А тебя, малявка, никто не спрашивает! — сквозь зубы прошипел Шталин.

Он поднялся, начал отряхать одежду.

— Сидел, никого не трогал — а тут этот, — Шталин кивнул на Клима. — Своими способностями мне таракана прямо с потолка за шиворот закинул. Нет, ну это нормально?!

— Не я это! — запротестовал Клим.

— А кто еще? Кроме тебя тут никто тараканами не управляет!

Шталин вновь пошел на Клима, намереваясь отвесить тому оплеуху.

Но Евгений выскочил вперед, закрывая собой парня.

— Не тронь его, а то…

— А то — что? — усмехнулся Шталин и замахнулся.

Я успел встать между ними — одной рукой оттолкнул Шталина, другой — толкнул в грудь Евгения.

— Успокоились! Живо!

Шталин хмыкнул, но отошел. Евгений залился краской, смутился. Я тоже растерялся, но и сам не понял почему. Что-то на подсознании подсказало, что я поступил не совсем правильно.

Я глянул на Евгения. Что за чертовщина?

— Прекратить споры! — опять рявкнул я, чтобы хоть как-то стряхнуть с себя это странное чувство.

— Ладно, хрен с вами! — махнул рукой Шталин. Потом обратился к Климу: — Но если еще раз такое повториться — глаза тебе вырву.

Я вновь посмотрел на Евгения, на его округлое детское лицо, на залитые румянцем щеки, на голубые глаза с огромными ресницами, на шею…

И меня как током шарахнуло.