«Нет, сейчас нельзя. Еще на работу идти. Потом. Все потом. Опосля».

Гневан судорожно сглотнул, облизнул пересохшие губы.

Поднялся и, пошатываясь, подошел к окну, затянутому целлофановым пакетом — на стекло не было денег. За окном простиралась бескрайняя степь, окутанная предрассветной мглой. Скоро нужно идти на шахту, в эту ненасытную пасть земли, которая пожирала его силы и здоровье, взамен давая лишь гроши, которых едва хватало на пропитание и… «забвение».

Будь она проклята!

Гневан вспомнил, как молодым парнем пришел в эти края, полный сил и амбиций. Тогда ему казалось, что работа в шахте — это лишь ступенька к лучшей жизни. Он мечтал заработать достаточно, чтобы открыть свою лавку, завести семью и жить в достатке. Но годы шли, мечты разбивались о суровую реальность, а он так и оставался шахтером, одним из многих, чьи жизни были привязаны к этой проклятой земляной яме и к горькому зелью, которое помогало хоть на время забыться.

Взгляд Гневана упал на спящую жену. Её лицо, некогда красивое и свежее, теперь было покрыто сетью морщин, а под глазами залегли темные круги. Женщина слишком рано постарела, измученная тяжелым трудом, заботами и его пагубной привычкой.

«Это все из-за нее, — внезапно с горечью подумал Гневан. — Если бы не она, я бы смог вырваться из этой дыры!».

Он сжал кулаки, чувствуя, как гнев поднимается в нем, как черная волна. После работы обязательно устроит женушке взбучку — за то, что спит, пока он трудится.

Гневан вновь глянул на бутылку.

Ходили слухи, что в шахте нашли новую жилу, богатую драгоценными камнями. Возможно, это был его шанс, шанс начать все сначала, шанс доказать всем, что он не жалкий неудачник. Вот найти бы ее! Тогда точно бы послал все к черту, и этот дом, и некрасивую жену, и бедность.

Нет, выпить все-таки нужно. Без этого никак.

Гневан схватил бутыль, сделал судорожный глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость растекается по телу, принося временное облегчение. Он должен быть сильным, он должен работать еще усерднее, чтобы вырваться из этой нищеты и унижения. Он не позволит этой проклятой шахте поглотить его, он найдет свой путь, даже если придется идти по головам.

Парень вышел из лачуги, вдохнув полной грудью холодный утренний воздух. Небо на востоке начинало светлеть, окрашиваясь в бледно-розовые тона. Он поёжился, плотнее запахнув рваную куртку, и направился к шахте, сливаясь с толпой таких же, как он, изможденных и угрюмых фигур.

Возле забоя уже собралась небольшая группа шахтеров, ожидая начала смены. Гневан неохотно присоединился к ним, кивнув в знак приветствия. Разговоры велись вяло, сквозь зубы, лица были у всех мрачны.

— Проклятая дыра! — пробурчал низкорослый коренастый шахтер по имени Борька Белобрысый, сплюнув на землю. — Сколько можно горбатиться на этого кровопийцу?

— Граф Борислав Агафонович Шпагин жирует в своем замке, а мы тут копейки считаем! — Подхватил другой, высокий и худой, как жердь. — Нашел жилу с камнями, а нам крохи с барского стола! Гроши платит.

— Говорят, он новый дворец отстраивает, — вставил третий, пожилой шахтер с седой бородой. — А наши дети хлеба не видят.

Гнев в душе Гневана разгорался с новой силой. Он ненавидел графа Шпагина всей душой, считал его одной из главных причин его непутевой жизни. И эти ежедневные разговоры только подливали масла в огонь.

Пришел мастер, как следует всех отматерил. Потом дал отмашку — спускаться вниз, под землю. Все нехотя поплелись к клетке.

— А эти твари подземные совсем озверели, — продолжил Борька шёпотом, поежившись. — Вчера Митьку чуть не загрызли, еле отбились. Слыхал?

— Слыхал, — буркнул Гневан, сбивая с кирки засохшую грязь.

— Говорят, они из нижних штреков лезут, — сказал высокий. — Там, где старые выработки.

— Брешут! Из новых тоже идут! Сам видел, ей-богу!

— Ядрена мать! — проворчал седой, — мало нам проблем! Еще и монстры эти!

Клетка с грохотом остановилась, выплюнув Гневана и его товарищей в сырую и холодную утробу земли. В нос ударил запах сырости, плесени и затхлости, словно здесь годами копились вздохи и проклятья всех, кто был вынужден спускаться в эту ненасытную пасть. Шахтеры разошлись по своим забоям, растворившись в полумраке, из которого доносились звуки кашля, ругательств, лязг кирок и скрип тележек.

Гневан, пошатываясь, добрался до своего места. Голова гудела, в висках стучало, словно там засели маленькие молоточки. Он сделал глоток из своей фляги, чувствуя, как обжигающее зелье разливается по телу, принося временное облегчение. Такая хитрость могла окончиться неприятностями — за пьянство на рабочем месте нещадно увольняли. Но Гневану было плевать. Уволят — так что с того? Кто им копать камни будет? Сам граф Шпагин?

Утерев рот рукавом, парень огляделся. Начинать следовало с дальней жилы, но идти туда не хотелось. Решил продолжить вчерашний квадрат. Разомнется мышца, разогреется спина — а там уже можно и на новый участок идти.

Гневан начал работу, механически размахивая киркой. Мысли его были далеко, он снова и снова прокручивал в голове разговор с товарищами, чувствуя, как ненависть к графу Шпагину разрастается в нем, как ядовитый гриб. Пытался откинуть ее, переключиться на что-то другое, но все время возвращался к одному.

«Новый особняк… ишь чего! С жиру бесятся!» — думал он, вкладывая в каждый удар всю свою злость и отчаяние. — Нашел жилу с камнями, а нам что?'.

Он ударил киркой с особой силой, словно хотел пробить не только камень, но и стену несправедливости, которая разделяла его и таких же, как он, от сытой и беззаботной жизни графа. На крупных камнях останавливался с особой радость — представлял, что это голова Шпагина. И тогда начинал молотить по ней орудием так сильно, как только мог. Это приносило временное облегчение.

Внезапно раздался треск. Гневан поднял голову и увидел, как сверху отслоился огромный кусок породы. Он замер, парализованный ужасом. Камень медленно накренился, затем с грохотом начал падать вниз, прямо на него. Ему бы прыгнуть в сторону… да только хмель ударил в голову от интенсивной работы, и парень совсем растерялся, еще толком не сообразив как поступить.

Гневан не успел даже вскрикнуть. Время словно остановилось. Он видел, как кусок породы приближается, словно в замедленной съемке, и чувствовал, как холодный пот стекает по его спине. Он закрыл глаза, ожидая неминуемой смерти.

Удар. Темнота.

Кроваво-черный туман вокруг Гневана сгущался, превращаясь в вязкую массу, которая сдавливала его со всех сторон, лишая воздуха и сознания. Боль спадала, уступая место странному ощущению невесомости, словно он парил в пустоте.

Что же это? Не убило? Жив? Или на тот свет отошел? Вот так ухнуло по котелку!

Внезапно тьма с треском раскололась, и перед парнем возникло видение. Гневан увидел странную фигуру. Пришлось даже присмотреться, чтобы рассмотреть все детали. И едва только парень сообразил кто перед ним, то едва не закричал. Страх сковал горло и изо рта вырвался лишь сиплый хрип.

Перед ним престал демон, бесовское отродье.

«Значит ухнуло! Убило меня! — с ужасом подумал Гневан. — И на тот свет. В ад меня. За грехи мои! Господи!»

Демон возвышался над Гневаном, словно статуя, грозно и надменно. Его тело, состоящее из переплетенных теней и языков пламени, постоянно меняло форму, пульсируя и извиваясь, словно живая тьма. Вместо ног — клубящийся дым, вместо рук — когтистые лапы с острыми, как бритвы, когтями, способными разорвать саму реальность. В лапах он держал небольшую клетушку, в которой лежала мертвая канарейка.

Голова демона напоминала череп хищного зверя, с огромными, загнутыми рогами и горящими глазами, в глубине которых пылал адский огонь. Взгляд монстра пронзал самую душу, выжигая все, оставляя лишь пустоту. И страх…

Из пасти демона вырывались клубы серного дыма, наполняя воздух запахом гари и разложения.

— Господи помилуй! — прошептал Гневан.