— Утопленников ищешь? — хихикнул Гунвальд. — О, смотри, вон один тянет к тебе свою лапу!
— Тьфу на тебя! — вздрогнул Дилль — там, куда указывал каршарец, в самом деле, водоросль очень походила на человеческую руку. — И без твоих шуточек на душе пакостно.
— Пить надо было меньше, — наставительно ответил варвар. — Или меня с собой позвать.
— Твой конь тоже упирался? — спросил Дилль.
— Ага, — беззаботно ответил Гунвальд. — Я ему по морде надавал, мигом послушным стал.
— Животные что-то чуют, — сказал Дилль. — Не нравится мне здесь.
— Да ладно! — махнул рукой Гунвальд. — Вон, смотри, паромщик тут всю жизнь живёт и ничего. Бодрый и здоровый.
В этот момент паромщик заорал что-то непонятное, бросил на доски просмоленную шапку-треуголку, схватил багор с крюком на конце и начал тыкать им в воду. Лошади испуганно заржали, пытаясь сорваться с привязи.
— Что за… — Дилль замер на полуслове.
Из воды высунулась серая рука, затем появился и сам утопленник. Мокрые волосы прилипшие к землисто-серому опухшему лицу, закрывали глаза, однако упырю зрение явно не требовалось. Он ловко вскарабкался на борт парома и, издав невнятное мычание, бросился в атаку. Охотник Йура, оказавшийся к нему ближе всех, заорал, отступил на шаг, споткнулся о моток верёвки и рухнул на доски. Паромщик огрел упыря багром и попытался столкнуть обратно в воду.
Герон, выкрикивая слова какой-то молитвы ткнул в ожившего мертвяка крестом, что, впрочем, не оказало на того никакого воздействия. Упырь громко зашипел, ринулся было к лежащему Йуре, но вновь получил по башке багром и остановился.
— Изыди, демоново отродье! — взревел монах. — Проклятье, где мой топор?!!
Топор Герона был закреплён на седле, а его лошадь забилась в самую гущу испуганных сородичей. Диллю было не в пример легче достать своё оружие — его конь, хотя и вращал глазами, храпел и пытался встать на дыбы, сорваться с привязи всё же не сумел. Дилль одним движением выдернул из крепления лёгкую пику, которой его снабдил десятник Эрек, и с хаканьем воткнул её в грудь мертвеца. Удар получился славный — пика пробила упыря насквозь. Однако, это произвело на нежить впечатление не большее, чем лицезрение креста — мертвец взмахнул заплесневелой рукой, и Дилль отлетел к перилам, едва не свалившись в воду.
— Пустите-ка вперёд тех, кто умеет драться по-настоящему, — послышался бас каршарца.
Одним прыжком Гунвальд преодолел разделявшие его и утопленника пять шагов и рубанул врага мечом. Мертвяк развалился на две части, а на настил парома высыпались вонючие полусгнившие внутренности. Для верности Гунвальд ещё несколько раз рубанул мечом, и куски мертвяка перестали шевелиться.
Паромщик коротко поблагодарил каршарца и принялся сталкивать багром вонючие останки за борт. Дилль подавил рвотный позыв и повернулся к каршарцу.
— Здорово у тебя это получилось. Вот только…
— Учись, «папаша»! — покровительственным тоном сказал Гунвальд Диллю. — Это тебе не твоей тростиночкой махать.
— Чему учиться-то? — вскипел Дилль. — В следующий раз хоть посмотри, куда бьёшь. Ты зачем мою пику разрубил?
Пика была разрублена на несколько частей вместе с мертвяком, и вместе с ним же была выметена с парома в воду.
— Нечего оставлять оружие врагу — о нём заботиться надо, — варвар невозмутимо сдвинул шлем на затылок. — В смысле, об оружии, а не о враге. Вон Герон, к примеру, свой топор сохранил.
— Кстати, Герон, — Дилль повернулся к монаху, — что-то я не заметил, что упырь так уж испугался твоего креста. Лучше бы ты мертвяка топором огрел.
— Да промашка вышла, и с крестом, и с топором, — Герон озадаченно почесал кончик носа. — Ну, с топором всё ясно — я с ним теперь даже за столом не расстанусь, а вот почему упырь креста не испугался?
— Просто он знал, что в одиночку монах бессилен и бесполезен, в отличие от мага, — послышался голос Эрстана.
— Что-то я не заметил, чтобы от тебя была какая-то польза в этой схватке, — съязвил Герон. — Если бы не Гунвальд, мертвяк выел бы Йуре мозги. А, может, и ещё кому-нибудь.
— Я пропустил момент появления нежити, — пожал плечами Эрстан. — А потом Гунвальд покрошил эту тварь так быстро, что я даже не успел заклинание приготовить.
— Короче говоря, одинокий маг — существо бессильное и бесполезное, — сыронизировал Герон.
— Сейчас одинокий маг, уже приготовивший заклинание, покажет одному монаху, что такое настоящая боевая магия, — вскипел Эрстан.
Он на полном серьёзе протянул руку в сторону монаха и начал что-то бормотать. Дилль поспешил встать между спорщиками.
— Эрстан… то есть, господин маг! Вы сможете продолжить ваши споры с досточтимым братом Героном вечером, а пока приберегите ваше заклинание — вдруг объявится ещё один утопленник. Кстати, они тут часто появляются?
— Почём мне знать, — буркнул маг, опуская руку. — Я за всё время, сколько тут был, только второго увидел. Спроси у паромщика. Эй, Микаэл, много в вашей реке упырей обитает?
— Много, досточтимый! — паромщик смыл из ведра остатки слизи с досок и пинком отправил в воду какую-то серую тряпку — видимо, кусок одежды утопленника. — Бывает, по паре штук на дню вылезают. А бывает, что и за неделю никого не встретишь. Сейчас зима, они по омутам больше сидят, а вот летом в воду лучше не соваться. Это всё хиваши виноваты, чтоб их засыпало песком!
Драконоборцы, стоявшие на берегу, заслышав про «пару штук в день», быстро отошли воды. Те, кто стоял на пароме, как-то незаметно для себя скучковались в середине судна — подальше от бортов. Паромщик, заметив это, усмехнулся.
— Да не бойтесь вы этих синюшных! Такого багром обратно в воду столкнёшь, и все дела. Почему-то они долго после этого снова на поверхность не вылезают.
Дилль скорчил недовольную физиономию. Он, к примеру, ничуть ожившего мертвяка не испугался, хотя и увидел его так близко впервые в жизни. Никакого страха, только чувство брезгливости и отвращения. Может, это заклинание магистра-«одуванчика» сделало Дилля таким бесстрашным? А что же тогда будет, когда он дракона увидит? Впадёт в боевое безумие?
Гунвальд словно прочитал мысли Дилля.
— Слушай, паромщик, мы, к твоему сведению, драконоборцы. И если уж не боимся схватиться с огнедышащим драконом, что нам какой-то ходячий мертвяк? Поэтому ещё раз вякнешь про трусость, сделаю с тобой то же, что и с мертвяком.
Паромщик явно хотел сказать что-то язвительное по поводу драконоборцев и схватки с огнедышащим чудищем, но вспомнил, как каршарец быстро разделал упыря, и промолчал. Впрочем, он был не совсем неправ — Дилль увидел, как Йура, выглядевший бледнее бледного, трясущимися руками достал из-за пазухи целую связку амулетов и оберегов и принялся их перебирать.
— Эй, дружище, ты как? — спросил у него Дилль, но охотник не обратил на вопрос ни малейшего внимания, продолжая перебирать нанизанные на кожаный шнурок когти и зубы.
— Похоже, сейчас он не ответит даже как его зовут, — заметил Герон. — Перепугался. Всё-таки не каждый день оживший мертвяк пытается тебе выесть мозг.
— Ладно, на берегу придёт в себя, — проворчал Дилль.
Однако, ни во время переправы, ни после выгрузки на берег Йура так и не пришёл в чувство. Когда первый переправившийся десяток драконоборцев расположился на пожелтевшей траве (и, на всякий случай, подальше от воды) охотник по-прежнему перебирал обереги и амулеты, что-то бормоча себе под нос.
Чтобы ждать остальных было веселее, Гунвальд развёл костёр, воспользовавшись замагиченным огнивом. Ещё в Тирогисе на занятиях Эрстан рассказывал про эту столь необходимую в походе штуку и, как оказалось, не соврал — огниво воспламенило сырые ветки так легко, словно это был высохший мох. Вскоре драконоборцы сидели у костра, делясь впечатлениями о коротком бое Гунвальда с упырем. Каршарец жмурился, как кот, нализавшийся сметаны, и грелся в лучах заслуженной славы.
— Упырь — это ерунда! — наконец даже Гунвальду надоели хвальбы в свой адрес. — Я послушаю, что вы скажете, когда я прикончу дракона.