— Нет… — прошептал он, когда память услужливо подкинула ему последнее из воспоминаний: боль тогда стала нестерпимой. Казалось, череп вскрыли и теперь копошатся в мозгах шершавыми пальцами. И он говорит, говорит всё, что знает о повстанцах, отвечает на все вопросы, которые они задают, и на все, которые может придумать сам — потому что, пока он говорит, боль становится чуть тише, а тот, в белом, милосерднее. Он обещает быструю смерть.

Ренгар взвыл. Никогда нельзя было верить Ордену. Никогда ещё они не выполняли обещания так, как должны были. И даже смерть, которая должна была стать мгновенным избавлением от мук — физических и душевных — так и не пришла.

Ренгар снова взвыл и ударил кулаком по подушке, с каждой секундой всё отчётливей понимая, какими станут последствия его слов. Если кто-то из тех, кого он предал, ещё жив, то они найдут его и уничтожат. Потому что среди Хозяев Окраин никогда не любили предателей и лжецов.

— Нет… — прошептал он в третий раз и согнулся крючком, пытаясь стиснуть руками запевшее пронзительной болью сердце. И вопреки всякой логике услышал голос откуда-то из темноты:

— О, да.

Ренгар дёрнулся, садясь на кровати, и окинул комнату быстрым взглядом.

— Какого… Кто здесь?

Тень колыхнулась, и в тусклом свете дешевых ламп Ренгар увидел мужчину в чёрном плаще. Казалось, всё его тело — даже белоснежная кожа — лучится всполохами тьмы, первозданной и недоступной прикосновениям света.

Ренгар рванулся, пытаясь нащупать оружие, но не обнаружил ни бластера, ни ножа и лишь хрипло рассмеялся, медленно отползая к дальнему подлокотнику дивана.

— Ты будто бы боишься меня, Ренгар Минс.

Ренгар сглотнул.

— Если тебя послали меня убить, то делай своё дело скорее.

— О, нет. Ты не заслужил смерти. Мы так не считаем.

— «Мы»? Кто мы? Орден или Хозяева?

— Ни то, ни другое. Хотя моего властелина и зовут иногда — «Хозяин».

Ренгар фыркнул.

— Значит, ты просто раб?

Глаза незнакомца полыхнули огнём, и одним молниеносным движением, преодолев разделявшее их расстояние, он схватил Ренгара за ворот футболки и легко вздёрнул вверх.

— Тебе лучше бы помолчать, — произнёс он с тихой угрозой.

— Но ты пришёл говорить. Значит, твой Хозяин считает иначе.

Незнакомец тихо рыкнул и резко выпустил ткань, так что Ренгар едва удержал равновесие, падая на диван. Не поворачиваясь, незнакомец сделал два шага назад и упал в кресло. Несмотря на то, что подлокотники его были обшарпаны, а обивка протёрлась, незваный гость держался с таким достоинством, словно это был королевский трон.

— Моё имя Бальтазар.

Ренгар пожал плечами.

— Я бы представился, но, похоже, в этом нет нужды. Так что тебе нужно от меня?

Бальтазар молчал, разглядывая его. Он ждал, пока страх достигнет той критической массы, за которой Ренгар уже не захочет дерзить, но, так и не дождавшись, продолжил:

— Своё положение, полагаю, ты уже понял. В империи тебе места нет.

Ренгар фыркнул.

— Империя велика. Найдётся место и мне.

— Ты сам знаешь, что я прав, так что спорить я не буду.

Ренгар промолчал. Он в самом деле отлично понимал, что незваный гость прав. Если Орден не убил его, значит — у Ордена ещё были на него планы. Быть может, из него хотели сделать наживку для выживших мятежников. А может, его ещё убьют, когда убедятся в его полной бесполезности. или… Ренгар сглотнул. или снова будут пытать.

Ренгар стремительно мотнул головой, отгоняя видение, а Бальтазар усмехнулся, точно видел его насквозь.

— Не стоит изображать патриотизм. Мы оба знаем, что никто не ненавидит империю так, как ты.

— Может быть, — Ренгар попытался говорить спокойно.

— Это точно, Ренгар. Ведь ты не аристократ, и тебе не досталось того, о чём ты так мечтал всегда. Ни денег, ни славы, ни свободы, ни…. Бессмертия. Мы можем дать это всё.

— Кто эти «мы»?

— «Мы» — те, кто так же, как и ты, хотел бы разрушить империю.

— Зачем это вам?

— У нас свои цели, мальчик, — последнее слово Бальтазар выплюнул так, что Ренгар физически ощутил всю глубину его презрения, но ничего не ответил, ожидая продолжения. Бальтазар, впрочем, тоже молчал.

— Что вам нужно от меня? — спросил Ренгар наконец.

— О, ты ценный экземпляр. Мой Властелин хочет сам говорить с тобой.

Ренгар прищурился.

— Предлагаешь мне тоже стать рабом?

Глаза Бальтазара сверкнули. Губы беззвучно шевельнулись, произнося проклятье, но вслух он ничего не сказал. Только встал и развернулся к выходу.

— Когда примешь решение — позови меня. Пусть даже в миг перед смертью — я успею тебя спасти.

На секунду Ренгару показалось, что в комнате потемнело, а затем он понял, что остался один.

***

Дни шли за днями, и с каждым днём Ренгар успокаивался всё больше. Никто не пытался его убить, и по зрелому размышлению Ренгар мог предположить почему — повстанцы, очевидно, не собирались клевать на наживку. Чего же хотел Орден — он даже представить себе не мог.

Сидя в баре и попивая в кредит кислое пиво, Ренгар узнал однажды вечером, что началась война. Она длилась, похоже, дольше, чем Ренгар находился здесь, но в баре мало кого волновали атаки на окраинах.

Ренгар и сам отнёсся к известию с равнодушием, пожалуй, даже с долей злорадства — кем бы ни был неизвестный противник, он должен был завершить то, чего не удалось сделать ему самому.

Пришелец был прав. Ренгар ненавидел империю. С тех самых пор, как родился в доме дешевой шлюхи и понял, что в этот мир он пришёл незваным. С тех самых пор, как понял, что во всей чёртовой махине империи нет места внебрачному сыну женщины, не имевшей даже фамилии. Всю свою жизнь, с тех пор как произнёс своё первое слово и до того дня, когда слова его обрекли на смерть десятки его бывших друзей, Ренгар ненавидел империю всей своей душой.

Только поэтому пошёл он за Дезмондом, который — первый в жизни Ренгара — предложил ему цель. Не просто грабить и не просто разоблачать фарисейство со сцены, а в самом деле что-то изменить. Так думал Ренгар, но эта вера оставалась с ним недолго. Годы шли, и оба они взрослели. И с каждым годом Ренгар видел всё ясней, что у Дезмонда также нет цели, как и у него самого.

Дезмонд кричал громкие слова, вознося их к своему изгнанному кумиру, но за прошедшие годы так и не сделал ничего. Таких слов Ренгар мог бы придумать сотню — и все они звучали бы не хуже, чем сокровенное «Вселенная с нами», начерченное на борту их корабля.

Вера угасала, и всё ясней становилось понимание того, что они ничего не смогут изменить. Но ненависть не становилась слабее. В какой-то момент, расстреливая грузовоз Ордена, Ренгар понял, что ему уже всё равно в кого стрелять — он хотел убивать и мог бы убивать Орден, гвардейцев, даже просто жалких слабых людишек, не способных отстоять своё право на свободу. Ренгар ненавидел их всех. И теперь, сидя в баре и глядя, как на галаэкране зеленые махины кораблей проносятся над обитаемыми некогда планетами, он чувствовал, как поднимается в душе глубокая чёрная волна того, что сам он назвал «свободой».

Он много думал о предложении Бальтазара. Нет, патриотом он не был и даже играть в патриотизм не хотел. Просто там, по другую сторону, в недрах похожего на гигантского моллюска корабля, он тоже не видел для себя свободы. Бальтазар ошибся лишь в одном — не за то Ренгар ненавидел империю, что она не дала ему денег, славы или бессмертия. Империя с самого рождения честно сказала ему, что у него никогда не будет свободы. Всё, что делал он в своей жизни, натыкалось на презрение органов правосудия, всё, что он хотел сказать людям, оказывалось запретным, и всё заканчивалось шахтами, разбитыми в кровь губами, побегами и новыми арестами.

И Ренгар бы отдал эту чёртову империю с потрохами, если бы ему сказали, что там, куда его зовут, он будет свободен.

Он допил пиво залпом и мотнул головой, чтобы развеять накативший дурман, встал из-за стола, а затем двинулся к выходу.