После долгих споров и даже ругательств, командиры пришли к выводу, что единственным приемлемым вариантом действий остаётся жалящая тактика. На первом этапе предполагалось быстрым рейдом двух вампирских полутысяч нанести удары в спину осаждавшим город хиваши, после чего отступить. Пустынники, несомненно, бросятся догонять пришедших на помощь вампиров. Веирцы должны будут отступить туда, где в засаде встанет разделённый надвое ударный отряд ситгарцев. И когда хиваши, увлёкшись погоней, окажутся в засаде, с трёх сторон на них обрушатся мечи и магия.

Оквальд не был ни стратегом, ни тактиком, но даже ему было понятно, что такая уловка сработает только один раз — пока хиваши не узнают о прибытии ситгарских войск. Как действовать дальше, начальство пока не решило. Скорее всего, решил Оквальд, жалящие удары будут продолжаться. Потом подъедут гномские хирды и Ошский пехотный полк. А там, глядишь, прибудет и пополнение из Ситгара — ведь король обещал прислать помощь, как только армия генерала Куберта вернётся из тилисского похода. Вот тогда можно будет подумать и о настоящей схватке. Лишь бы до того времени Григот выстоял.

Жаль, что великие драконы, за день превратившие огромную тилисскую армию в толпу беглецов, не смогут оказать помощи. Тут мастер Оквальд вздохнул. Когда гроссмейстер Адельядо вслух высказал эту мысль, веирский командир бросил на мага странный взгляд и сказал, что григотцы, похоже, сумели найти способ укротить драконов. Удивление на лице гроссмейстера было ничуть не меньше, чем у мастеров клинка из Григота. Да и сам Оквальд выпучил единственный взгляд на вампира. С чего бы это веирцы так решили? Разве им неизвестно, что драконов приручить нельзя, а по собственной воле они не вмешиваются в дела ходящих по земле?

Мастер Кенн нахмурился и спросил, почему тогда юная ученица Илонна летела в Веир на красном драконе? Он рассказал, что Илонна явно участвовала в каком-то бою, потому что когда её обнаружили, вампирша была изранена, а дракон истекал кровью. Мастер Фиррис при этих словах подскочил, да и сам Оквальд тоже. Мастер Кенн поспешил их успокоить — ученица Илонна, жива, хотя так и не пришла в сознание. Лекари Веира ухаживают за ней. Тут мастер Кенн помялся и дополнил, что по их мнению, Илонна отравлена хивашским колдовством.

Оквальд снова вздохнул. Когда он предложил отправить врачевателя в Веир, гроссмейстер Адельядо сурово поджал губы и заявил, что врачеватели скоро понадобятся воинам. Оквальд знал, что раненых будет много, и врачевателям придётся день и ночь работать, чтобы поставить на ноги воинов. Но тревога за судьбу ученицы заставила его повторить просьбу.

Лучше бы он этого не делал. Гроссмейстер рассердился так, что его окутало кроваво-красное облако, а между пальцев засверкали электрические искры. И люди, и вампиры бросились вон из шатра графа Керсона — настолько ужасен был облик первого мага Ситгара. Сам Оквальд превратился бы в кучку пепла, не сумей гроссмейстер совладать со своей яростью. Но теперь Оквальду придётся рыть сортирные ямы, как простому адепту. Правда, после снятия осады с Григота.

Единственное, что слегка утешило Оквальда, это крепкое рукопожатие мастера Фирриса после того, как закончилось совещание.

Дилль беспомощно смотрел на штурмующих стены Григота мертвяков и молча ругался. Он призывал ужасные проклятья на головы хивашских воинов, шаманов и колдуний, и если бы сбылась хоть их десятая часть, лагерь пустынников уже превратился бы гигантскую гекатомбу. Но его проклятья так и остались пожеланиями, хиваши здравствовали, а их мертвецы по-прежнему штурмовали город. Даже с такого расстояния Дилль видел, что количество защитников на стенах уменьшилось. Сколько ещё продержатся вампиры? Почему тот маг, что призвал на головы хиваши смертельный огонь, бездействует? Как там Гунвальд и Герон, живы ли они? А, может, тут Дилль тяжело вздохнул, его друзья уже пали под ударами хивашских сабель или сгнили от чёрной чумы?

А он бродит посреди вражеского лагеря, не в силах ничем им помочь, не владеющий магией и не способный сопротивляться чужим приказам. Единственное, что слегка внушало надежду — это обнаруженные им муары, каким-то непостижимым способом вживлённые в его тело. Дилль невольно усмехнулся изобретательности кругляшей — надо же было до такого додуматься! Переселить часть себя в организм человека, чтобы узнать больше об окружающем мире. В сотый уже раз Дилль восхитился мастерством и могуществом мага Адогорда, создавшего муаров шестьсот лет назад. Вот у кого создателям големов надо поучиться.

Но пока в борьбе с хивашским заклятием муары ему не помощники. Разбудить их он может только призвав драконью ярость, а призыв этой специфической магии в его нынешнем состоянии возможен только после принятия изрядной дозы хмельного. В прошлый раз Диллю повезло, что шаман, ещё не оправившийся от магического обморока, ничего не заметил. Но если Гарлик увидит своего раба пьяным или почувствует его, пусть очень слабую, но всё-таки магию, и всё. Конец.

Его хозяина каждый день вызывали для передачи магической энергии высшим колдуньям. Множество шаманов в дурацких головных уборах собирались неподалёку от шатров Хозяек, где колдуньи собирали с них энергетическую дань. После этого мертвяков окутывало зелёное облако, и они лезли на стены с утроенной скоростью, превращаясь в мелко нарубленное мясо, но отнимая жизни защитников города. А живые хиваши, несколько раз попытавшиеся штурмовать город, теперь просто ждали, когда зомби и чёрная чума сделают всю работу.

Правда, не все. Сегодня ночью Дилль слышал шум, лязг, заполошные крики и ржание лошадей. А утром выяснилось, что несколько тысяч хивашских воинов снялись и ушли обратно в степи. Огромный участок осаждающего лагеря опустел. Шаманы меж собой яростно ругали какого-то Джагатая, обзывая его предателем и сыном собаки. А воины, как заметил Дилль, стали мрачными и неразговорчивыми. Они кидали злобные взгляды шаманов и женщин-колдуний в серых одеяниях, но молчали. Что самое странное, никакой погони за дезертирами хивашский каган не отправил. Возможно, сообразил Дилль, он просто опасался, что посланные в погоню примкнут к беглецам. Но то, что численность осаждающих уменьшилась, очень радовало Дилля. Быть может, через пару дней и остальные хиваши решат уйти домой?

В очередной раз притащив бесчувственного Гарлика в юрту, Дилль поспешно отправился к погонщикам гиенн. На сей раз он решил не выпивать арак, а упросить погонщиков дать ему с собой. Он собирался припрятать трофей, чтобы потом, когда появится время, вновь разбудить муаров и всё-таки попробовать освободиться от зловещего заклятья.

Погонщики были на месте — они дрессировали здоровенных собак. Выкрикивая гортанные команды, смысла которых Дилль не понимал, мужчины заставляли гиенн выполнять команды. Одни псы слушались, другие, получив по хребтине толстой палкой, тоже становились послушными. Дилль, разинув рот смотрел на бесстрашных мужчин — любой из псов мог легко перекусить им ногу. Но гиенны только рычали и огрызались, не решаясь броситься на обидчиков. Наверное, вид у Дилля был довольно глупый, потому что один из погонщиков, обернувшись, рассмеялся.

— Смотри, Кенес, опять этот тупой раб пришёл.

Второй погонщик опустил палку и неприветливо спросил:

— Чего тебе? Опять арака захотелось?

— Арак да! — закивал головой Дилль. — Работай вам много, арак мал-мал дай.

Погонщики переглянулись, и один из них махнул в сторону корыта.

— Иди, работай, нежить.

Дилль схватил топор с длинной ручкой и принялся расчленять лошадиный труп. К тому времени, когда погонщики закончили стращать псов, перед Диллем высилась гора нарубленного мяса и костей, а сам он перемазался в крови, как заправский забойщик на скотобойне. Коренастый Эмгерей одобрительно покивал головой, а его товарищ начал кормить псов. Дилль молча ждал, когда ему выдадут награду, в душе опасаясь, что погонщики сейчас его прогонят. Однако Эмгерей только мотнул головой в сторону другого корыта с затхлой водой.