— В четвёртом, сэр, — на автомате радостно ответил управляющий, даже не задумываясь, зачем нам это надо.

— Кажется, я сказал Смит, но, разумеется, миссис Смитерсон из Швеции. Моя давняя знакомая, благородная старушка лет восьмидесяти, тощая, как кочерга, и с седыми усами. Если, конечно, она не скрывает свой возраст, списав себе лет тридцать.

— Такой леди нет, — после некоторого размышления выдал сотрудник «Клеопатры». — Только пожилая миссис Доутсон.

— Увы, это не она…

Мой учитель выложил деньги на стойку, нацарапал какой-то левый адрес на предложенном клочке бумаги, после чего развернулся и, коротко кивнув мне, направился на выход.

— Куда теперь? — рискнул спросить я, поскольку все эти странные разговоры и манипуляции были мне совершенно непонятны.

— А вот теперь на место преступления. Констебль, пропустите!

Нас безоговорочно пропустили. Видимо, лондонская полиция была предупреждена о тесных связях мистера Ренара и мистера Хаггерта. Тьфу, да что я говорю, пресвятой электрод, разумеется, они все отлично его знали!

Никто не пытался чинить нам ни малейших препятствий, а когда мы прошли в ту самую комнатку, где якобы было совершено ужасное убийство, перед входом заботливый молодой констебль с белёсыми ресницами протянул мне маленькое жестяное ведёрко.

— Пригодится, малыш!

Ох, как он был прав…

В большом жестяном чане для купания или стирки белья лежал изрубленный на куски труп. Узнать, кто это — мужчина или женщина — не представлялось возможным. Кровь смешалась с водой и прочими другими жидкостями человеческого тела и образовывала столь неаппетитный «суп», что меня стошнило уже на пороге от одного запаха.

Месье Ренар, прикрыв чёрный нос платком, бегло осмотрел ванную, задержав особое внимание на торчащей ноге.

— Майкл, тебе не кажется, что будто бы во всём этом есть нечто вызывающее?

— А-а… у-умнх… чмок… гррр… хм…

— Можешь не отвечать.

— А-ах… чмок… ах… тьфу!

— Да, да, я примерно это имел в виду, — благородно согласился мой терпеливый наставник. — Но, согласись, эти ногти ужасны, не правда ли?

— Шо… Ногт… ти… и… ахр… чмок… ах… тьфу, зараза, да сколько же можн… а-ахр!

— Полное ведро, — громко объявил Лис и даже не поморщился. — Получите назад, констебль. Мы выходим. Продолжайте вашу нелёгкую работу.

Меня, пошатывающегося, на ватных ногах, едва ли не под белы руки вывели из дома, где публика на улице приветствовала мою зелёную бледность бурными аплодисментами, а кудрявая парочка особенно впечатлительных овец из «близких к природе» рухнула в обморок.

Взрослые мужчины смотрели на меня со снисходительным уважением, а маленькие дети просто орали в голос от зависти и восторга. Кое-кто даже подбрасывал чепчик над головой, хотя, возможно, мне это показалось. Я, честно говоря, был не совсем в том состоянии, чтобы трезво оценивать окружающую реальность. Хотелось развидеть всё и просто отдышаться…

Меж тем месье Ренар, как будто бы вообще забыв о моём присутствии, пробился через полицейское оцепление, дабы пожать руку подъехавшему инспектору Скотленд-Ярда.

Мне пришлось уныло плестись следом. В конце концов, несмотря на горечь в горле и головокружение, это была моя работа, и мой учитель не раз давал понять, что манкировать ею не позволит. У меня не было с собой ни блокнота, ни электропера, но, как вы помните, в молодости я обладал цепкой памятью.

— Что скажете, Ренар? Правительство давит на нас со всех сторон.

— Дорогой инспектор, как вы понимаете, я вообще буквально пять минут назад узнал об этом преступлении.

— Да чем же вы занимались?!

— Честно? Орденом святого Енота.

— Ренар, мать вашу!!!

— Что вы хотите передать моей матушке?

— Помогите-е… — трагическим шёпотом закончил инспектор.

— О, я по вашим глазам вижу, что вы сейчас думаете лишь о том, как будете со мной расплачиваться, — улыбнулся Лис, щуря янтарные глаза. — Сейчас я при деньгах. Поэтому попрошу сегодня же отпустить мистера Фишера, он ни в чём не виновен.

— Смелое заявление, Ренар, против этого парня слишком много улик.

— Вас не затруднит их перечислить?

— Ну-у… — Инспектор Хаггерт глухо выдохнул в усы, подумал и пустился перечислять: — Он её муж. И кроме того, ещё и… Этого вполне достаточно.

— Неужели?

— Не издевайтесь. Как известно, в девяноста процентах случаев убийца — самый близкий человек. Муж, жена, брат, отец, мать, дядя и прочие родственники. К тому же… э-э…

— Добивайте, чего уж.

— Его тёща, мать убитой девушки, написала в заявлении, будто бы молодожёны часто ругались. Он хотел продать дом, а она отстаивала сохранение своего семейного гнёздышка. Вы хоть предполагаете, сколько может стоить маленький особнячок на этой улице? Я уж молчу о самом участке земли.

— И зря, — весомо покивал мистер Лис. — Пройдёмте, дорогой инспектор, я хотел бы кое с кем вас познакомить.

Суровый мистер Хаггерт опустил голову, видимо не будучи особенно склонен спорить в этот момент со специалистом, способным разгадать это загадочное преступление.

— Видите ли, просто поговорив с людьми из соседних зданий, я убедился, что и те и другие настроены на расширение. Однако интересно, с кем же их начальство могло вести переговоры в этом случае? Хозяин особняка за решёткой, его жена мертва. Так кто же с ними разговаривает, кто ведёт общение, кто, в конце концов, обещает продать им этот уютный домик?

Невзирая на слабый протест портье, мы всё-таки вошли в гостиницу «Клеопатра» и постучали в дверь номера четыре, расположенного на первом этаже. Нам достаточно быстро открыла полная пожилая женщина в старомодном капоре, чёрном платье и очках.

— Что вам угодно, джентльмены?

— Инспектор Хаггерт, — несколько уныло начал представитель Скотленд-Ярда. — Представьтесь, пожалуйста?

— Кэтлин Бредшоу Доутсон, — вежливо кивнула она. — Друзья зовут меня матушка Доутсон. Вы, наверное, слышали об ужасной смерти моей девочки?

— Да, увы.

— Но ведь злодей пойман и ему не избежать виселицы? Скажите, что это так, инспектор! Утешьте бедную вдову, убитую горем! Кто теперь вытрет мне слёзы?

Хаггерт с некоторым раздражением обернулся к флегматично спокойному Ренару. Я, как всякий воспитанный юноша, тут же достал из кармана свежий платок, протягивая его пожилой леди, но она, глухо вздыхая, оттолкнула мою руку.

— Думается, слёз не будет, они бы только размазали грим, — наконец-то решил вмешаться мой учитель. — Инспектор, позвольте познакомить вас с практически умершей или зверски убитой миссис Джулией Фишер!

— Что?!! — обомлели все.

— Вы были правы, говоря, что чаще всего в преступлении против жены повинен муж, но иногда бывает и наоборот.

Лис одним шутливым движением зацепил ленточку капора старой леди, резко дёрнул на себя, и вдруг всё странное сооружение из головного убора, очков и седого парика просто упало на пол.

Теперь на нас смотрела круглыми от обиды глазами довольно молодая женщина, лет двадцати трёх — двадцати четырёх, одетая в страшно полнящее её платье.

— Ты не поверишь, Майкл, но очки и головной убор ярче всего меняют внешность человека. У меня есть друг в России, так вот он периодически наряжается бабушкой и поёт песни со сцены на забаву себе и детям. Очки, платок, юбка с гольфами — и на расстоянии трёх шагов это натуральнейшая старушка, Богом клянусь!

— Но… кто же тогда лежит в той кровавой ванне? — практически присваивая себе мой вопрос, влез инспектор.

— Как, это же очевидно! Там её мать! — даже несколько удивился нашей обоюдной тупости месье Ренар. — Вы же видели её ногу. Ногти нестриженые, грязные, жёлтые, такие просто не могут быть у молодой эффектной женщины. Мисс Джулия убила собственную мать (как я понимаю, по предварительному сговору с сестрицами), а ответственность за злодейство повесила на нелюбимого мужа.