– Так что же вы предлагаете, дон Диего?

– Прыгнуть в седло и взять негодяя с поличным! До позднего вечера барон не посмеет покинуть дом, у входа дежурит полиция. А вот после полуночи он может попытаться удрать через крышу, чтобы направиться в тот самый приют, где наверняка оставил младенца. Явившись к безутешной супруге героем, Гастингс наверняка расскажет ей какую-нибудь лживую историю о том, как храбро отбил ребёнка у целого племени черноногих индейцев, бродячего цыганского табора, банды бразильских гаучо или у русского цирка медведей. Она будет счастлива и закроет все его долги. А он продолжит транжирить её деньги по салунам!

– Но, сэр, в чём заключается моя роль? – осторожно уточнил я. – Разве вам не проще поставить в известность Скотленд-Ярд?

– Боюсь, ваши бобби не столь поворотливы в ночных прериях, – хмыкнул он, одним глотком осушая половину бокала. – С точки зрения уважаемого инспектора Хаггерта, никак нельзя задержать преступника на основе одних лишь подозрений. Он настаивает на весомых и неопровержимых доказательствах, которых у нас нет и, скорее всего, не будет. Но…

Припомнив уроки месье Ренара, я многозначительно изогнул левую бровь. Гривистый волк привстал, вылил в глотку остатки бордо и гордо закончил:

– Но лично моя цель – достижение справедливости! И если мы сумеем просто вернуть младенца матери, это уже будет победой.

В мои обязанности хозяина также входило встать вместе с гостем. В общем, как мы все уже поняли, далее следовало лишь обсуждение времени операции и некоторых деталей.

Встречаемся на улице ровно за полчаса до полуночи, едем кебом к Итон-сквер, оттуда пешком до детского приюта, третий дом от перекрёстка на север. Там сливаемся с уличным пейзажем. Ждём. Час, два, три.

Если до шести утра злодей так и не показывается, то, посыпая голову пеплом, возвращаемся по домам. Далее не предпринимаем никаких самостоятельных действий без согласования с полицией. На первый взгляд всё разумно. Но вот на второй…

– Я бы спросил, как вы будете действовать, если барон придёт за младенцем, – озвучил мои мысли Шарль, когда гривистый гость после многочисленных поклонов и заверений в самой искренней дружбе вдруг резко покинул наш дом.

Пожалуй, я бы тоже этим поинтересовался, но, как видите, не успел. Единственное, что меня успокаивало… Или даже нет, единственное, что не заставляло меня чрезмерно волноваться, так это привычка не париться о неожиданностях, намертво вбитая за столь недолгое время ученичества у месье Ренара.

Лис всегда швырял меня, словно котёнка, в бушующую реальность, позволяя выбираться на твёрдый берег самостоятельно. Но даже сейчас, спустя долгое время, я признаю, что это была достаточно жёсткая, но крайне эффективная школа для любого юного джентльмена…

Пока Шарль убирал со стола, мне пришла в голову логичная мысль, то есть несколько мыслей. Во-первых, мне доводилось видеть на прилавках торговцев дешёвенькие, тонкие книжонки о похождениях гениального сыщика Ната Пинкертона, а кое-какие рассказы из этих бесконечных серий даже публиковались в британских воскресных газетах.

Так что некоторое представление о методах его работы у меня было. Мистер Пинкертон обожал театральные переодевания, никогда не расставался с пистолетами и вечно попадал в смертельные ловушки, из которых легко выпутывался благодаря изощрённому идиотизму своих врагов. Собственно, вот и всё.

Во-вторых, если его сотрудники действуют так же, то надежд на исполнение плана дона Диего мало. Скорее всего, никакого плана у него и вовсе нет, а по прибытии на место мы будем действовать стихийно, спонтанно и гарантированно незаконно! Это заставляло призадуматься…

Разумеется, и мой учитель с завидной периодичностью подводил полицейскую систему Великобритании, но, по крайней мере, он всегда мог доказать свою правоту, предоставляя тому же Хаггерту неопровержимые доказательства того, что нельзя было поступить иначе.

Здесь же речь шла о полноценной ковбойской афере. В том смысле, что даже если мы схватим барона с маденцем на руках и приведём его в участок, то…

Наши дальнейшие действия? Вот, увидели, напинали, притащили, нате вам? Да он сам вправе обвинить нас в незаконном преследовании, применении силы, задержании честного гражданина, только что совершенно случайно нашедшего в приюте собственного сына!

– Пресвятой электрод Аквинский, – уверенно определился я. – Если уж у вас, дорогой дон Диего, нет чёткого плана, то у меня он будет! Шарль, где у нас лежит бумага и электрическое перо?

– Сам знаешь где, – сухо ответили с лестницы на второй этаж.

Действительно, чего это я? В мои недавние секретарские обязанности всегда входила доскональная запись всего, что происходило в расследованиях моего наставника, и лис Ренар в отношении этого был очень щепетилен. Я сел за письменный стол, положил перед собой чистый лист, линейку, электрическое перо и карту лондонских улиц. Времени было много…

Неслышно подошедший дворецкий постоял у меня за спиной, что-то фыркнул – надеюсь, в одобрительном смысле – и через пару минут поставил передо мной чашку горячего какао. Что ж, спасибо, это отлично помогает мозговой деятельности, я благодарно кивнул, не отрываясь от работы. И пусть моему плану было далеко до изящных лисьих хитросплетений, но кое-что полезное я всё-таки усвоил.

– Всё. – Примерно через час мне удалось наконец-то определиться с ходом действий.

Стрелки настенного хронометра показывали без пятнадцати минут десять вечера. До полуночи следовало ещё многое успеть: поменять аккумуляторы на экспериментальной дубинке, сложить в сумку ряд предметов, которые могут понадобиться (или нет?), подготовить нужную одежду и попросить Шарля вызвать к нам кеб на двенадцать ночи.

– Фрэнсис?

– Вы читаете мои мысли, – подтвердил я. – Ещё нужно передать пару записок в Скотленд-Ярд.

Старый дворецкий ничего не ответил, но отправился в прихожую за плащом и зонтом. Насколько мне было известно, у кебменов Лондона существовала своя тайная, но эффективная система оповещения друг друга. Достаточно было дать знать любому из них, что нам нужен именно Фрэнсис, и рыжий донец в кучерявой папахе как суворовский штык будет у наших дверей за пятнадцать минут до полуночи.

Дабы хоть чем-то занять остаток вечера, я решил вернуться к нечитаной вечерней прессе. Ещё с десяток телеграмм, выражающих соболезнование… Мне было невозможно их читать, сразу ком подкатывал к горлу. Три газеты. Движимый неясным предчувствием, я протянул руку к вечерней «Таймс» и, аккуратно переворачивая страницы, стал искать хоть что-то подчёркнутое ногтем. Мои усилия вознаградились на двенадцатой полосе: «Зелёные младенцы! Странная болезнь в детском приюте Святой Варсонофии! Врачи разводят руками!»

Это, так сказать, был крючок с наживкой, на которую непременно клюнул бы любой нетребовательный читатель. Я ещё раз убедился, что подчёркнутость имела место присутствовать, и более уверенно продолжил чтение: «Не далее как сегодня утром нашей редакции стало известно о необычной эпидемии, поразившей уже трёх маленьких сирот в приюте близ Итон-сквер…»

Если вкратце, то, собственно, это практически всё. Трое человеческих малышей, вдруг резко позеленевших, словно три стручка гороха, никому ничем прочим не интересных. Для меня же главным было иное – этот детский приют располагался недалеко от особняка барона Гастингса. И оба раза некто неизвестный подчёркивал важные мне строчки.

Кто же был этот таинственный человек или «близкий к природе»? Откуда он всё знает и почему направляет меня? Какова его роль и в чём интерес? На языке вертелось только одно имя, но в Лондоне даже дети быстро перестают верить в чудеса, а мне было уже четырнадцать…

Ровно за пятнадцать минут до полуночи я, бодрый, зевающий и полностью экипированный, вышел за порог. Паровой кеб рыжего выходца с тихого Дона уже стоял на обочине. Скалозубый возница приветствовал меня неизменной улыбкой.

Правда, на этот раз чуточку печальной и не такой широкой, обычно Фрэнсис улыбается во всю лошадиную пасть, даже жутковато порой…