И ещё одно, что заставило меня сначала усмехнуться, а потом задуматься. Когда Слава узнал про моего отца, он сразу спросил: «Кортик у бати есть? Он его носит»? И когда я немного удивленно подтвердил что таки да, есть и носит, Слава радостно бухнул: «Ну, и слава богу! Ещё два аристократа у клана Росс прибавилось. Растём, понимаш, потихоньку. Стас будет доволен»!

Нас перевезли в Крым. Там, на базе какого-то секретного авиационного военного объекта, был выделен корпус для первичной подготовки кандидатов в клан Росс и нового подразделения российских космонавтов на трофейный крейсер. С ушедшего корабля россичей были сняты все обучающие капсулы и все тренажеры для экипажа и приданных космодесантников. Капсул для обучения было аж

три. Тренажеров было в два раза больше. Учить и тренировать новые навыки и знания было где и с кем.

Всем отобранным кандидатам в члены клана Росс выдали хорошие нейрокомы и слайдеры. Это заменители нейросети и считывателя для изучения баз. Для их подключения к мозгу операция на черепе не нужна. Достаточно просто закрепить устройства на ухе и на запястье. Народ тут же прозвал эти высокотехнологические прибамбасы Содружества «клипса» и «пейджер». А что? Похожи ведь! Нейросетей нам не досталось, их подберут уже в клане Росс, индивидуально для каждого человека. Тут спешка может привести к возможной непредумышленной ошибке, а этого допустить никак нельзя. А пока для освоения несложных баз знаний до третьего, скажем, уровня и прошаренный коммуникатор подойдёт больно хорошо. Людям, отобранным в отряд космонавтов России, сразу ставились пилотские, инженерные, технические, медицинские нейросети четвёртого-пятого поколения. Небольшой запас нейросетей и баз знаний россичи привезли на Землю с собой. Часть нашли при потрошении аварского крейсера, это был капитанский резерв на случай потерь в экипаже аварцев.

Базы знаний нам всем заливали ещё в Москве, после зачисления кандидатами в клан Росс и в отряд космонавтов. В страшном цейтноте, надо сказать, ведь медкапсул в госпитале было всего три, а страна-то большая и капсулы помимо нас всем требуются — работа там шла круглосуточно и ежедневно. Нам с «пейджерами» загрузить обучающие базы было намного проще. Широкий спектр баз знаний россичи привезли с собой специально, с умом подойдя к проблеме быстрейшей подготовки кандидатов в клан. Используя время перелётов и любую свободную минуту россичи привезли бы на свою планету уже более-менее подготовленный персонал для замещения тех или иных должностей в структуре клана. Объяснять кандидатам, как пользоваться туалетом, душевой и пищевым синтезатором, было бы уже не нужно. Ну и по выбранной профессии какое-то понимание уже бы у людей появилось. Некоторые кандидаты делали свои первые шаги в остро необходимых клану профессиях уже на корабле. Однако жизнь внесла свои коррективы, никому из будущих членов клана сети ставить не стали, обошлись нейрокомами, а привезенные сети и базы пришлось отдать отряду космонавтов России. Им нужнее, пора было поднимать аварский крейсер на крыло.

Отца после всей этой чехарды с установкой нейрокомов и баз я толком и не видел. А потом, дня через два как нас перекинули в Крым, батю и офицерский костяк команды нового космического крейсера, которому ещё не придумали названия, из настоящих космонавтов России, имеющих по два-три полета в космос, вообще в срочном и авральном порядке вывезли на борт корабля. Ремонт подходил к концу, и нашим космонавтам пора было не только учиться в капсулах, париться на тренажерах, но и по-настоящему стоять вахты на космическом корабле, на деле знакомиться с целым набором маневровых, ходовых и прочих гипердвигателей, навигационным, энергетическим оборудованием, вооружением и защитой, приписанным к крейсеру звеном истребителей, штатными грузовыми ботами и грузопассажирскими челноками. Ну, и прочим хозяйством трофейного корабля, естественно. Медицинские и обучающие капсулы на крейсере были свои, не самый писк, немного устаревшие, конечно, но для выполнения стоящих перед нами задач их хватало. А это значительно оптимизировало и ускоряло весь процесс подготовки корабельных специалистов, штатные тренажёры разной направленности тоже были полностью нам доступны, само собой имелись и малые и разъездные посудины «космос-атмосфера» для пилотской практики. Так что на борту крейсера было сравнительно тихо и спокойно. Людей было почти не видно, только ремдроиды суетились в коридорах и переходах корабля, меняя сожженные плазмой и пробитые крупнокалиберными пулями при захвате архами корабля стеновые панели и ремонтируя пучки побитых кабелей и магистралей труб. Народ группами по три-четыре человека периодически забегал в офицерскую кают-компанию, чтобы быстренько перекусить, а в медпункте корабля никаких очередей к капсулам и тренажерам не было: кто-то уже лежал и учился в капсулах, а кто-то сидел и до пота выматывался на тренажёрах. Не будет толпы и суеты при реальных полётах на истребителях и ботах, землян-космонавтов было всего девять человек плюс отец, а летающей космической мелочёвки — аж четырнадцать единиц.

Вообще, экипаж крейсера аварцев был достаточно большим. Около тридцати человек управляли движением корабля, его оружием, защитой, двигателями и энергетикой. Плюс девять человек пилотов малых судов, плюс взвод космодесанта с приданными специалистами тяжелого вооружения и погонщиками боевых дронов. Не знаю, был ли на корабле полный штат экипажа и усиления, архи сожрали ведь всех — только драные скафандры и обломки оружия валялись по углам, но система жизнеобеспечения крейсера легко тянула человек сто-сто двадцать. А сейчас людей на крейсере было всего одиннадцать человек, считая наших и инженера клана, немолодого, молчаливого мужика по фамилии Росляков. Он вёл ремонт. Остальные андроиды и ремонтные дроиды. В общем, места на корабле было вполне достаточно. Хватит для всего отряда космонавтов России, когда решат полностью укомплектовать экипаж нового российского космического корабля.

Мы, грызшие гранит инопланетных наук в Крыму, страшно завидовали тем, кого утащили в космос. Во-первых, они уже были в космосе, во-вторых, условия обучения и тренировок было не сравнить, мужики были явно в привилегированном положении. Я тоже люто завидовал, но молчал. Мне дел пока вообще не было. Чёртов «псион категории Б». Вот, вроде бы, он есть, а что ему делать-то? Никто не знал. Только картошку на кухне чистить. А пока я хмуро и без большого энтузиазма учил залитые базы. Кроме пяти-семи общих баз по Содружеству, истории Джоре, лингвистике, юридической и экономической подготовке, мне поставили базы по общему физическому развитию, намекая на мою худобу, и боевой подготовке космодесантника, техника общей направленности и медтехника третьего уровня. Просил поставить обучающую базу пилота малого корабля, но не дали, жмоты.

Так, в очередях и толкучке к обучающим капсулам и тренажёрам, прошло около недели. Потом глубокой ночью, я только вылез из капсулы, в третью смену ведь учился, как двоечник какой, меня дёрнули к начальнику курса подготовки, лётчику-космонавту Борисову. Он быстро окинул меня взглядом покрасневших от хронического недосыпа глаз.

— Бегом к себе в кубрик, псион! В темпе собирай сидор и рысью дуй к контрольно-диспетчерской башне аэродрома. Туда через полчаса летающая тарелка сядет. Тебя выпросил наверх отец. Что стоишь? Галопом, я сказал!

Я хлопнул ресницами и захлопнул рот. Крикнул «Есть!», развернулся кругом через правое плечо и тут же с топотом урысачил к себе в комнатушку. Через семнадцать минут я запалённой антилопой-гну свистел дыхалкой у входа в башню КДП. Тут же включились и мерзко загудели два мощных прожектора на башне, высветив в ста пятидесяти метрах пятачок вертолётной площадки. На него с грацией падающего листа молчаливо села блеснувшая в свете прожекторов серебром обычная летающая тарелка. Прожектора лязгнули металлом и погасли. В темноте после испуганного молчания вновь во весь голос противно заскрипели и мелодично зацвиркали насекомые. У тарелки поднялся блистер, какая-то тёмная фигура ловко спрыгнула на землю. В темноте блеснул огонь зажигалки, и красным стоп-сигналом замаячила разожженная сигарета. Я уже несся на этот огонёк, запросто превысив 12,2 метра в секунду Усэйна Болта. В конце дистанции меня подхватили руки отца.