– Нет!

– За два дня, – невольно добавил я и пылко кивнул.

Ренар и Санглер уставились на меня в равном недоумении, потом, видимо, в неспешном мозгу клыкастого капитана зашевелились шестерёнки, и он расплылся в нехорошей улыбке:

– Два дня ничего не решают, Ренар. Эта дрянь в отдельной тюремной камере под присмотром комиссариата, бежать из-под носа всей полиции Парижа она не сможет. Итак, два дня. Но, если ты считаешь, что я выделю тебе людей…

– Только материалы по делу.

– Забирай.

Когда мы вышли из комиссариата, я действительно словил подзатыльник. Да, признаю, заслуженно. Поэтому было хоть и больно, но зато ни капельки не обидно.

Привалившись к стене соседнего дома, нас ждал беззаботный Гаврош в драной кепке на затылке.

– Моё почтение, парни! Когда вас зацапали фараоны, я уж думал, плакали мои денежки. Какую ногу вы сломали капитану-кабану, чтоб он вас отпустил?

– Едем в частную галерею барона Жильбера де Тюссо, – не позволяя втянуть себя в пустой разговор, быстро приказал Лис.

Мальчишка отсалютовал на манер наполеоновских гвардейцев.

Я никак не могу уловить на слух свиста той заливистой мелодии, которой он подзывал свободные паровые повозки. Но, видимо, извозчики отлично её знали, поскольку ждать пришлось не более минуты. У нас в Лондоне бывает проблема поймать свободный кеб, а тут только свистни!

– Держи. – В повозке учитель передал мне лист с описанием орудия убийства. – Это тюбик из-под губной помады. Каково твоё профессиональное мнение, мой мальчик?

– Этого не может быть, сэр, – уверенно ответил я. – Даже при беглом взгляде можно твёрдо сказать – этой штуке не хватило бы мощности.

Меж тем описание свидетельствовало, что выстрел был произведён из небольшого цилиндра, размером не более моего указательного пальца. Электрический разряд выталкивал круглую свинцовую пулю, каковая и пробила твёрдый череп молодого Этьена почти насквозь.

Какой необразованный идиот составлял столь ненаучный протокол, а, Ньютон-шестикрылый? Да при такой дешёвой батарейке пуля бы отскочила даже от спелой тыквы! Крейзи Лиза, каким бы профи она ни была, нипочём не могла нанести полицейскому такую рану.

– У любого убийцы есть возможность и повод, без этого никак нельзя лишить кого-либо жизни. Значит, ты уверен, что возможности у неё не было. А как насчёт повода? – Лис разговаривал сам с собой, лихорадочно перебирая страницы. – Ага, вот! Да это была целая спецоперация! Наш бравый капитан планировал её не один год и специально послал племянника, дабы тот лично задержал преступницу, получив таким образом новый чин. Но что-то вдруг пошло не так…

Пока мы ехали, он кратко ввёл меня в курс дела. Оно действительно казалось сколь простым, столь же и запутанным. Капитан Санглер охотно протащил к себе на службу любимого племянника и всячески ему покровительствовал, считая, что ещё год-два, и молодой офицер сможет занять кресло его заместителя. Фактически вся засада для поимки хитроумной лисы была заточена именно под него.

Полиции удалось выйти на контакты с воровкой, и капитан, представившись богатым коллекционером, лично заказал ей украсть небольшую картину «Утро в сосновом бору», где была изображена большая бобриха с тремя бобрятами. Холст сорок на пятьдесят, начало века, работа известного голландского живописца Босса-младшего, куплена на аукционе в Харькове за шесть тысяч фунтов стерлингов. Её-то и предстояло унести неуловимой Лизе, дабы передать «коллекционеру» всего за пару тысяч. Чистый и непыльный заработок, почему нет?

Полиция предупредила владельца картины, расставила ловушки и села в засаду с обеда. Заявившаяся в двенадцать ночи преступница осторожно сняла картину со стены, упаковала её в заплечный ранец, но тут же была схвачена за руку молодым кабаном! Далее всё тоже шло как по маслу: его сослуживцы сорвались с мест, но одновременно со вспыхнувшим светом электрических ламп раздался тихий хлопок выстрела. Племянник Санглера был убит на месте, мгновенная смерть, пуля едва не прошила его голову насквозь, войдя в правый висок.

Крейзи Лизу повязали на месте, она даже не пыталась сопротивляться. На паркетном полу валялся брошенный странный цилиндр, более всего похожий на тюбик губной помады. Однако опознать в нём оружие убийства смог бы даже ребенок, поэтому судьба знаменитой воровки была решена. Как её не разорвали на месте, одному богу известно.

Но её верные сообщники, оставшиеся на свободе, смогли применить план «Х», запустив в действие этой трагической пьесы одного неравнодушного консультанта из Скотленд-Ярда…

– А теперь, мой мальчик, скажи, какие моменты смущают тебя в этом отчёте?

– Кроме так называемой губной помады? – на всякий случай уточнил я. – Ну, сколько я знаю эту лису (а мы встречались, как вы помните), Лиза отчаянно храбра, но никогда не теряет головы. Сэр, что, если она сама подставилась? То есть она хотела, чтобы её арестовали, потому что… возможно…

– В тюрьме она будет в большей безопасности, – безошибочно закончил мою мысль учитель. – Если вся полиция, жандармерия, комиссариат, задействованные в той операции, убеждены, что видели своими глазами, как она безжалостно пристрелила их сотрудника, да ещё родственника капитана… Ей будут мстить все! Убийство полицейского не прощается. Как только её переведут в общую камеру, она даже не доживёт до суда. Я знаю, как это делается, я сам там был…

Минуту или две мы молчали. Лис погрузился в гнетущие воспоминания, и мне казалось неудобным дёргать его дополнительными вопросами. К счастью, вскоре он сам резко вскинул голову, в глазах его полыхал охотничий азарт, и я бы не позавидовал сейчас его таинственным противникам.

– Мы найдём все ответы в галерее. Там, где всё началось и закончилось.

…Когда повозка остановилась и мы расплатились за проезд, мистер Ренар поманил своего уличного помощника, протягивая ему целых пять экю:

– Ты на стрёме, негодник. Залипни в стекло, но, если засечёшь хвост или шухер с фараонами, припусти старого доброго гальского!

– Зуб даю, барыга-командор, – честно поклялся Гаврош. Судя по его гнусной ухмылке, уж он-то отлично всё понял и выполнит приказ даже ценой собственной жизни.

Пресвятой электрод Аквинский, я начинал чувствовать невольное уважение и даже лёгкую зависть к этому мальчишке. Смешивать в такой пропорции вассальную преданность и максимальную свободу у меня никогда не получалось. Уверен, что, если его будут пытать, он лишь расхохочется в лицо палачам, да ещё и обложит их отборной площадной бранью. Я бы так не сумел. Наверное, для этого надо родиться именно французом и именно в Париже.

Галерея располагалась в частном особняке барона Жильбера де Тюссо, известного в Париже, Берлине, Вене и Санкт-Петербурге как недалёкий, но весьма щедрый меценат. Мой наставник передал мажордому свою визитную карточку, и мы были приняты буквально сразу. Барон, низенький толстячок с редкими кудряшками на затылке, короткими усиками и бородкой в стиле эспаньолки, сам выбежал встречать нас в прихожую.

– О, месье Ренье! Знаменитый консультант британской полиции. Дьявольщина, я столько слышал о вас! Ведь это вы вернули герцогине Портумберлендской её бриллианты? Вы помогли господину Радживу Капуру вернуть знаменитый алмаз Шести Раджей? А уж, чёрт побери, о ваших удивительных подвигах при дворе русского царя Александра ходят легенды!

Голос у него был тонок почти до фальцета. Видимо, он сам понимал это и, чтобы казаться брутальнее, вставлял в свою речь грозные богохульства.

– Вы раскрываете тайны, покрытые могильными плитами, – холодно, едва ли не до готической дрожи протянул Лис. – И у стен есть уши. Но даже стены иногда кричат от боли…

С этими словами он совершил резкий прыжок вправо и сбил с ног того же мажордома, который (держу пари!) шёл только для того, чтобы сообщить о накрытом столе в гостиной. Однако на барона такая прыть неожиданно произвела самое благоприятное впечатление. Он едва не присел, с благоговейным ужасом глядя на моего учителя.