Отель «Риц» походил скорее на сверкающий огнями четырёхэтажный дворец какого-нибудь жутко богатого европейского монарха. Повсюду колонны, мрамор, гранит, хрусталь, нежнейший тюль, тяжёлый бархат и мебель из красного дерева.

Договорившись с нашим новым знакомцем о завтрашнем дне, мы шагнули в распахнутые швейцаром двери.

– Чем могу вам помочь, джентльмены? – мгновенно угадав в нас британцев, обратился к нам подтянутый портье, демонстрируя безукоризненный английский.

– Будьте добры, проверьте наличие брони на имя мистера Ренара.

– Увы, сэр…

– Тогда Ренье, – поправился мой учитель.

– Да, – радостно подтвердил портье. – Не далее как сегодня утром был зарезервирован императорский люкс. Всё оплачено на три дня вперёд. Добро пожаловать, месье Ренье! Не желаете бокал лёгкого шабли с дороги? У нас прекрасный ресторан и работает круглосуточно.

– Отлично, – согласился Лис, снимая шляпу. – Пожалуй, мы с моим секретарём воспользуемся вашей любезностью. Доставьте наш багаж в номер.

– Сию же минуту!

Мы зашли в туалетную комнату на первом этаже, вымыли руки и торопливо отправились в ресторан. Не знаю, кто как, но лично я был жутко голоден и готов был съесть слона!

Нас встретили двое официантов, томных, замученных стариков с благородными залысинами и осиными талиями, препроводив к свободному столику у окна. Мой наставник задумчиво уставился взглядом в никуда, под его длинными ресницами мелькали отсветы витринных огней и уличные фонари. Он попросил себе бутылку бордо пятилетней выдержки и отказался от меню.

Я ещё недостаточно хорошо читал по-французски, хотя говорил вполне бегло, поэтому быстро запутался в сложных названиях блюд, а отвлекать Лиса сейчас явно не стоило. Ладно, как-нибудь выкручусь сам. Это несложно, надо только брать то, что у них лучше всего готовят.

– Гарсон, могу я спросить?

– Вы в Париже, здесь можно всё.

– Тогда что порекомендуете на ужин?

Старик-официант закатил глаза:

– Есть вредно. Тем более на ночь.

– Тогда что-нибудь лёгкое.

– Вода?

Мне показалось, что он надо мной открыто измывается, но просить помощи было не у кого, мой желудок бурчал, и я решительно потребовал:

– На первое и второе – ваши фирменные блюда!

Официант мучительно медленно кивнул и развернулся с видом римского императора, жестоко страдающего от людского непонимания. Буквально через пару-тройку минут передо мной поставили крохотную тарелку с густой жижей бурого цвета, прямо в ней лежал пук каких-то отчаянно пахнущих сухих веточек. Запах напоминал одеколон.

– Что это?

– Суп-пюре из шампиньонов по-бургундски с коньяком.

– А зачем в супе гербарий? – Я осторожно вытащил букет из тарелки. – Можно поставить его в какую-нибудь вазочку?

– Мальчик мой, заткнись и ешь, – тихо посоветовал Лис, на секунду выходя из прострации.

Он покачивал в руках бокал вина, но до сих пор не сделал ни глотка. Казалось, что беззаботная Франция будила в нём прямо противоположные чувства: ни веселья, ни лёгкости, ни даже тени хорошего настроения не было на его зверином лице. Мне не часто доводилось видеть его в таком состоянии, надеюсь, он не заболел? Или я не всё знаю о его истинных отношениях с Крейзи Лизой…

– Эта жиденькая каша из грибов вполне себе вкусная!

– Вполне себе?! – с невероятной смесью изумления, иронии, язвительности и негодования повторил за мной официант. – Пойду передам ваши слова повару. Надеюсь, он повесится.

Я не позволил ему испортить себе аппетит, быстро доел то, что было обозначено как суп, а вскоре передо мной поставили огромный серебряный поднос, на котором лежали шесть крохотных улиток, чьи раковины были забиты зелёной тиной, и неистребимый букет тех же сухих веточек. Видимо, на ближайшем пустыре колосились неисчерпаемые запасы этого растения.

– Улитки эскарго по-марсельски, – в ответ на мой красноречивый взгляд высокомерно протянул старый гарсон. – Наше фирменное блюдо.

Я принюхался. Запах чеснока и горячего масла буквально сжёг слизистую оболочку носа. Думаю, теперь я дня три не смогу ощущать запахи, но, с другой стороны, и насморк мне уже никогда не грозит, это точно.

– Их надо как-то разгрызать?

Официант схватился за сердце. Мистер Ренар вновь снизошёл на грешную землю, ткнув пальцем в ряд вилок слева от меня, самой маленькой следовало извлечь улитку и съесть её с выражением высочайшего блаженства на лице. Видимо, мои актёрские таланты были не на высоте, потому что смотреть, как я, перемазанный зеленью и маслом, отважно выковыриваю очередную упирающуюся улитку, сбежалась половина кухни. Если они думали, что мне непонятен французский, то зря, я прекрасно всё понимал.

– О сен Дени, кто пустил это чучело в приличное заведение? Всем известно, что британцы жуткие варвары! Да он же буквально издевается над нашей кухней, даже младенец знает, как есть эскарго! Мон дьё, кто-нибудь, поставьте ему миску на пол, парню так привычнее! Представляю, как он будет запихивать суфле в рот, черпая его прямо немытыми руками! Вы только посмотрите, что он творит с несчастными улитками?! Это же геноцид какой-то! Мон ами, вызывайте полицию, такой тип способен есть десерт мясницким ножом!

– Будем считать, что первое знакомство с французской кухней прошло не совсем удачно, но ты справишься, – приободрил меня мистер Ренар. – Наверное, пора отдыхать.

Он демонстративно вылил содержимое бокала обратно в бутылку и передал её мне, предварительно заткнув пробкой. А сам быстрыми шагами направился к болтающей прислуге.

– У нас был тяжёлый день, – громко объявил он, выхватывая шпагу из трости. – Кто-нибудь непременно желает дать мне возможность отвести душу?

Французских хохмачей как сдуло, словно сахарную пудру с круассана. Мы забрали ключи на рецепции, и я весьма смутно помню, как добрались на второй этаж, в огромный номер-люкс, где уже горел камин, на столике стояла ваза с фруктами, а ноги утопали в высоком ворсе персидского ковра едва ли не по щиколотку. Кровать с балдахином была настолько велика, что на ней можно было бы уместить паровой кеб. Я рухнул, едва успев раздеться, и греческий бог Морфей поцеловал меня в лоб…

Когда я проснулся, мой учитель в задумчивости сидел у камина. Угли давно прогорели, на столике стояла та же початая бутылка бордо – он выпил меньше половины и, судя по затуманенному взору, не спал всю ночь.

– Я много думал, мой мальчик, и пришёл к неутешительным выводам. Во-первых, Крейзи Лизу, несомненно, подставили, во-вторых, речь идёт об особо изощрённом и заранее спланированном убийстве, а в-третьих, даже если нам удастся найти преступника, крайне маловероятно, что мы сумеем доказать его вину.

– Не может быть, сэр, – недоверчиво зевнул я, уютно потягиваясь под одеялом. Вылезать не хотелось абсолютно, даже в лучших отелях Парижа явно экономили на дровах.

– Твоя юношеская вера в победу добра над злом всегда вызывает умиление.

– Я не льщу вам. Я правда думаю, что вы самый лучший сыщик на свете!

– Знаю, – без тени улыбки кивнул он. – Но что хуже всего, в этой некрасивой ситуации крайними можем оказаться именно мы. Не делай удивлённое лицо! Да, мы ни в чём не виноваты, но это Париж, детка…

Честно говоря, меня стала уже чуточку раздражать эта фраза. Слишком многое ею оправдывалось и типа прямо вот так многозначительно объяснялось.

– Посмотри, – Лис резко встал с кресла и отдёрнул тяжёлую штору, – видишь тех двоих жандармов под нашим окном, а там ещё двоих на противоположной стороне? Так вот, они простояли всю ночь, не сводя глаз с окон нашего номера.

– Э-э, что, за нами следит полиция? – не понял я, но честно встал и посмотрел.

Да, четверо служителей закона, встретившись со мной взглядом, вежливо коснулись двумя пальцами козырьков форменных фуражек. Учтивость – отличительная черта французов, я невольно ответил столь же любезным кивком, желая всем доброго утра.