В общем, скорее всего, я весьма серьёзно рухнул ему на голову. Большой полуслепой крот, даже не пытаясь найти упавшие очки, обложил меня крепким бельгийским матом и, сломав о колено палочку, вышел из оркестра в зал. Который вдруг взорвался аплодисментами!
– Экспериментальная версия! Браво, браво!
Меж тем мой учитель подарил мне сверху ободряющий взгляд и, приняв горделивую позу с опорой на трость, встал на сцене.
– Вы жаждали меня?
Он совершенно правильно обозначил тему, и миловидная чернолицая овца в кудряшках белоснежной шерсти откинула плотный капюшон с головы:
– Я жажду ме-ести!
– Вы с Корсики?
– Да!
Эй, а вам не важно тут, что опера идёт?
Что Риголетто суд Господний ждёт?
Судьба его страшна, и где мораль, не знаю.
Но ролью этой я живу и умира-аю-у… –
неожиданно подал голос перепуганный тенор, который, видимо, настолько сжился с театром, что уже и не мог говорить нормальным человеческим языком. Станиславский, убейте его…
Я тоже несколько нервно вскочил на ноги, неловко размахивая руками, как вдруг мелкой дробью застучали барабаны. Не понял, неужели это они из-за меня? Я же не дирижёр, Я вообще тут случайно, не надо так уж сразу всё принимать всерьёз.
Резко подняв вверх правую руку в знак протеста, я понял, что барабаны мигом смолкли. Чисто ради эксперимента поднял левую, в ответ осторожно запиликали скрипки. Я покаянно опустил голову, заиграл контрабас. Театральный зал вновь разразился шумными аплодисментами. Кажется, оркестр всё-таки нашёл себе нового дирижёра. Пресвятой же электрод Аквинский…
О, чем же я виновен перед вами,
Коль гнев ваш не прошёл с го-да-а-ами? –
неожиданно громко пропел мой наставник, и его поддержали литавры.
Овца, подслеповато щурясь, выставила вперёд электрический револьвер. Как вы, надеюсь, помните, это стандартное оружие британского джентльмена, путешествующего по колониям. То есть стреляет громко, искры летят, но прицельная дальность не больше шести-семи шагов. Что весьма неплохо для пальбы в упор с седла или из окошка кареты, но не более.
Я неуверенно завертел головой, и фагот вдруг начал выводить тревожную мелодию.
Лис одобрительно кивнул в мою сторону и, поменяв выжидательную позу на скорбную, продолжил уже хорошо поставленным оперным голосом:
Вы вызвали меня на старые подмостки.
Намеренья туманны,
Цель ваша неясна…
Ужели где-то словом хлёстким
Или коварством чёрного обмана
Я вас лишаю сна-а-а?
Но всё ж пред небесами и рокотом молвы
Молю-у! Скажите-е! Кто же вы?!
Зал замер в ожидании ответа. Овечка оглядывалась по сторонам, уже не совсем понимая, зачем сюда пришла и чего именно хочет добиться. Если ей был нужен Ренар, так вот он! Стоит в цилиндре, опираясь на трость, буквально в четырёх шагах, ведёт свою собственную игру, руша все планы, да ещё и поёт.
– Я вас убью! – неуверенно проблеяла она.
Извольте, сеньорита!
Но цельте сразу в лоб, чтоб шито-крыто!
Чтобы не пострадал несчастный Риголетто-о,
Не медлите в стрельбе к концу куплета-а-а!
Я бросил гневный взгляд в сторону литавр, и громогласный «бум-с!» заставил подпрыгнуть практически весь партер. Не знаю, как насчёт тенора, но оркестр тут явно стоил своих денег. Овца вздрогнула, и пуля вновь сбила цилиндр с головы моего бесстрашного учителя!
Риголетто тут же решил напомнить о себе, над сценой пронеслось тоскливое:
С шарманкой бродил я по све-ету,
Она чужестранка в Пари-иже.
А ныне овечка с приветом
Мне тычет стволом прямо в грыжу!
Ей дела нет, что оперный блондин,
На всю Брита-ни-ю-у та-ко-ой один…
Зрительный зал взорвался овациями!
Собственно, видимо, и преступницу точно так же захлестнула волна творческого упоения оперой, потому что несчастная вместе со всеми начала раскланиваться в ответ на бурные аплодисменты. И вот тут мой наставник, подняв со сцены дважды продырявленный цилиндр, необычайно ловко, кручёным броском запустил им в овцу.
Роскошный головной убор словно бы сам собой наделся на ствол револьвера, а когда она его стряхнула, то, подняв глаза, встретилась с лисьим взглядом уже нос к носу! Всё, теперь всё. Я торжественно взмахнул обеими руками, приказывая дать военный марш…
Со сцены мистер Ренар уносил брыкающуюся даму в кудряшках под «Правь, Британия, морями!», одобрительный свист и топот ног зала. Я поспешил следом, но уйти так просто не удалось: взыскательная лондонская публика жаждала непременно видеть молодого «дирижёра»!
Весь оркестр встал в едином порыве, музыканты в такт постукивали смычками по инструментам, мне пришлось выходить, улыбаться и кланяться. А кто бы поступил иначе? Не стоило, право, обижать равнодушием эстетствующих зрителей, уж они-то ни в коей мере не виноваты во всём этом бедламе. Леди и джентльмены всего лишь купили дорогущие билеты на модную постановку, а уж что мы тут им устроили за их же деньги…
Когда я выбежал из театра, учитель Лис уже усаживал пленницу в кеб.
– Опаздываешь, мой мальчик!
– Прошу прощения, сэр. Это всё-таки опера, высокое искусство…
– Не наслушался пения? Это легко исправить.
Ох, лучше бы я молчал. На этот раз нам категорически не повезло, и старательный горбоносый кебмен чалой масти с чёрной кудрявой гривой надрывно выл всю дорогу:
Бэшмэт мой драный,
Штаны парваный,
Нога крывие, как у каня!
Шёл бы ты на фиг,
Парень в папахе,
Так называют в ауле меня-а!
Нет ничего страшнее и безжалостнее кавказского народного шансона. Ни голоса, ни слуха, ни такта и ни капли сострадания к ближним, так бы я это обозначил. Даже бедная овечка перестала сопротивляться, заткнула уши и тихо всхлипывала всю дорогу.
Лис пересчитал оставшиеся заряды в её «смит-вессоне», переложил оружие во внутренний карман плаща и пальцем проверил дырки в своём цилиндре. Увы, головной убор был испорчен безвозвратно. Наверное, можно попробовать перешить его в плоскую шляпу типа канотье, но обычно такие делаются из итальянской соломки и носят их на побережье летом. Сейчас же середина осени и впереди холодная лондонская зима.
Тем не менее мой учитель относился к пленённой даме с подобающим джентльмену уважением, его речь и манеры были безупречны. Впрочем, как и всегда.
Когда кеб тормознул на нашей улице, он первым вышел на тротуар, не торгуясь, расплатился за поездку и подал руку овце.
– Шарль?
– Да, месье. – Старый дворецкий появился на пороге практически в ту же секунду, предупредительно держа раскрытый зонт.
– Будь добр, сопроводи нашу гостью в дом. Ей нужно привести себя в порядок. Да, и нам всем не повредил бы лёгкий ужин, горячий чай и, быть может, даже глоток чего-нибудь покрепче. Шерри-бренди?
Каким-то невероятным чутьём бывший военный понял, что с притихшей овечки не стоит спускать глаз, так что по факту мы с наставником были предоставлены сами себе. Дома первым делом Лис написал короткую записку в Скотленд-Ярд и отправил меня за угол к мосту передать её первому же встречному полисмену.
