Приветствуя сестру расслабленной улыбкой,

Себя перевернуть безропотно даю,

Чтоб спину обнажить дородную мою,

Присыпать пролежни особою присыпкой.

Где мокнет плоть моя, где кожа стала липкой -

Туда я ваты клок рачительно сую;

Пришедшим повидать - привстав на койке зыбкой,

Сырую мягкую ладонь я подаю.

Дрожащим голосом пожалуюсь на боли;

<Клистиры и бандаж не помогают боле>, -

Скажу и в панике вдруг судно запрошу,

Чтоб прекратить визит. Ведь я ничем не болен,

Но заболеть боюсь - и всеми недоволен,

Обузой став для всех, расслаблен и безволен,

Лежу и в тишине размеренно дышу.

В тропических лесах, волнующе безбрежных,

Укрыться от людей, не помнить о тоске,

У черных обезьян в манишках белоснежных

Стать царственным вождем с дубиною в руке.

Карать ослушников и поощрять прилежных

И пищи признаки провидеть вдалеке;

Вычесывать клещей из шерсти на брюшке.

Вдруг странным запахом, встревоженною птицей

Я буду извещен про близость экспедиций:

Врагов гармонии я здесь не потерплю!

Вверху, где сноп лучей, вдруг затрясется ветка,

И с диким хохотом, необычайно метко

Проводнику орех я в голову пошлю.

Я убегу от вас, родители,

Презрев общественности суд.

Ведь зрелищ остреньких любители

Иной развязки не снесут.

Я так хочу раскрепощения,

Но воля ваша жестока -

От всех, кто жаждет развлечения,

Скрывать ущербного сынка.

Не удержать меня вам взаперти,

Я вырвусь - и пойду гулять:

С ужасным воем, как на паперти,

Гнилые язвы заголять,

Визгливо бедствия предсказывать,

В помойке роясь по утрам,

И неожиданно показывать

Народу стекшемуся срам.

Смеясь и ужасаясь, зрители

Всегда кругом, к плечу плечом;

Лишь вам, спокойствия блюстители,

Мои ужимки нипочем.

Любой из вас суров, решителен

И ваши взгляды холодны,

Но я, как зверь, хитер и бдителен

И все пути мои темны.

Закрыв глаза, в самозабвении

Свой смрад я буду обонять -

Лишь в это сладкое мгновение

Меня вы сможете догнать.

Пускай, рассеяв толпы зрителей,

Меня схватить рискнете вы -

В борьбе успею я мучителей

Обгадить с ног до головы.

Изображу в плену раскаянье,

Вы успокоитесь - и тут

Я кинусь прочь, к родной окраине,

Где во дворе зеваки ждут.

Помчусь виляя, с прытью дикою,

Ведь жаждут слышать новички,

Как я им выложу, хихикая,

Свои укромные грешки.

В галантерейном магазине

Купил я мыла, а потом

Взорвался вдруг на мерзкой мине

Кота с откляченным хвостом.

Мне рев кошачий безобразный

Остаток нервов растерзал,

И я погнал, ругаясь грязно,

Кота через торговый зал.

Я оправданиям не верю,

Котище был отнюдь не прост, -

Зачем же он сидел у двери,

Зачем же он отклячил хвост?

Я пнуть старался паразита,

Блюдя достоинство свое,

Но встало на его защиту

Всё магазинное жулье.

Когда котяру под прилавок

Вогнал с размаху мой пинок,

Они взбрехали стаей шавок,

Что я чудовищно жесток.

Меня все это возмутило -

Затормозив на всем скаку,

Я им швырнул обратно мыло,

Нацелясь тщательно в башку.

Бранились на полу старухи,

Поваленные в толкотне,

А я сказал, что оплеухи,

А то и двух, не жалко мне.

Чтоб не мололи языками,

Я посулил пустить им кровь.

Добро должно быть с кулаками,

Я это вижу вновь и вновь.

Вы слышите тоненький звон,

Упорный, томительно-ровный?

В той песне я весь отражен,

Прожорливый и бездуховный.

Не зря я сюда прилетел -

Во мраке меня разыскало

Тепло вожделенное тел,

Проникшее сквозь одеяло.

И я колебаться не мог,

Мне виделось ясно до дрожи,

Как ищет, дрожа, хоботок

Удобного места на коже.

Единственно правильный путь -

Желанье без мысли и воли,

И вновь я лечу - потонуть

В ласкающе-долгом уколе.

Гудением воздух пронзив,

Лечу на тепло изголовья.

Взлечу ли, брюшко нагрузив

Дремотною, теплою кровью?

Иль будет тяжелый удар,

Крушенье телесной структуры?

Неважно: как истый комар,

Живу я по зову натуры.

Пусть я пропаду без следа,

Расплющен чудовищной дланью,

Зато я не знал никогда

Разлада ума и желанья.