Наш кислотный угар Наш кислотный угар продолжался три дня, мескалин с кокаином уже не катили, и тогда просветленье сошло на меня и Коляна, с которым в те дни мы кутили. Я промолвил: "Колян, слышь, какая фигня, почему у нас денег с тобою как грязи? Почему ненавидят соседи меня и вокруг нас все тёлки трясутся в экстазе?" "Потому, - отвечал мне, подумав, Колян, - что не пашем с тобой мы на всякую погань, ты поэт - не кривляка, а вещий Боян, ну, а я - гражданин по фамилии Коган. Ты куёшь свой разящий сверкающий стих, я ж его продаю неприкаянным массам, песней, гневом, любовью снабжаем мы их, всё за мелкую мзду им даём, пидорасам. Повелитель и шут обленившихся масс, ты пронзаешь их иглами горнего света, каждый может на миг или даже на час обрести в себе бога, героя, поэта. И поэтому джипы у нас под окном, и поэтому тёлки трясутся в экстазе, и поэтому нас не заманишь вином, а сидим мы на грамотно сжиженном газе. Клубы, яхты, банкеты, Майами, Париж, острова Туамоту и замки Европы - нам с тобой всё доступно. А ты говоришь, что пора, наконец, выбираться из жопы. На, нюхни-ка, поэт, "голубого огня" - эту новую дрянь привезли из Нью-Йорка. Вспомни, брат, как когда-то ты пил у меня, а на закусь была только хлебная корка". Содрогнулся я вдруг от Коляновых слов, в нос ударил удушливый запах сивухи, и внезапно из ярких и красочных снов перенёсся я в тусклую явь бытовухи. Голова в раскалённые сжата тиски, в рот мне шобла котов испражнялась неделю, на подушке валяются чьи-то носки и несвежая тётенька рядом в постели. Где Колян? - завертел я немытой башкой. - Где мой менеджер, где мой дружбан закадычный? Почему кокаинчика нет под рукой? Где бумажник с баблом и костюм заграничный? Неужели Колян - это только лишь сон, неужели действительность так безобразна? Нет! Зажмурюсь сейчас - и появится он, и с дивана бабищу спихнёт куртуазно, две дорожки насыплет на письменный стол, две зелёных стобаксовки в трубочки скрутит, и нюхнём мы чуть-чуть - и пойдёт рок-н-ролл, и как бабочек нас по столице закрутит... Нет Коляна. Синеет в окошко рассвет. Ах ты ночь! Что со мною ты, ночь, натворила? Я блюю в свой цилиндр. А Коляна всё нет. Только баба под боком раззявила рыло. Народ Я презираю свой народ, как презираю все народы, равно холопьев и господ, сынов и пасынков свободы. В годину бедствий и невзгод и в жирного покоя годы я презираю свой народ, как презираю все народы. Сосут ли кровь твою тираны иль льется так она, зазря, под выкрики свободы пьяной - неважно, честно говоря. Всегда ты был подтиркой сраной сената, деспота, царя. Нам очень хотелось укрыться... Нам очень хотелось укрыться от шумных столиц суеты. Я в банде работал убийцей, "смотрящей" работала ты. Пришли мы к отцу-командиру, сказали: "Дай отпуск, отец. Охота бойцу и банкиру грязюку очистить с сердец, Охота шум моря послушать, на солнышке спинку погреть, шашлык у армяна послушать, пупок о пупок потереть". Сказал командир: "Понимаю. Сам молод я был и любил, подруга моя боевая не раз с ней на дело ходил. Немало сберкасс и сельмагов мы с ней подломили, пока она не погибла, бедняга, от пули мента-сопляка. Об отдыхе с ней мы мечтали, я думал - ещё пара касс, и море, шашлык, цинандали обрушатся мощно на нас, И будем лет пять мы без дела утюжить курорты страны. Но злая судьба захотела оставить меня без жены... Ну, что ж, поезжайте, ребята, мы тут повоюем за вас. Проезд, отпускные, зарплата - берите, и в добрый вам час!" И вот мы на солнечном Юге, на Юге родном, не чужом! пусть наши клиенты-хапуги жрут трюфели за рубежом, А мы по босяцкой старинке в Сочах оттопыримся всласть, прикупим сомбреро на рынке, напичкаем фруктами пасть, Положим тела на песочек, зальем их вином в кабаках, изжарим их в пламени ночек, в соляриях, на шашлыках... Ты жаждешь морали, читатель? Ты жаждешь развязки, конца? Па-ашел бы ты на фиг, читатель, плюю на тебя, подлеца! Не дам я тебе на расправу бандитов влюблённых чету! Они воплощают по праву наш праздник и нашу мечту. |