Иногда до безумия можно устать

Делать вид, будто жизнь интересна тебе.

Перестань притворяться – и новая стать

Тебя выделит враз в человечьей гурьбе.

Ты поймешь, что всегда предстоит возрастать

Твоему отчужденью, духовной алчбе,

Ибо рядом с тобою немыслимо стать

Ни единой душе, ни единой судьбе.

Ты своим равнодушьем посмел оскорбить

То, что братья твои обретают в борьбе

И затем неизбежно теряют, скорбя;

Рассуди, как же можно тебя полюбить,

Не питать неприязни законной к тебе,

Не лелеять мечту уничтожить тебя.

Как флейты, голоса цикад

Звучат в темнеющем просторе.

Отстаивается закат,

И гуща оседает в море.

Легко колышется напев

Флейт переливчатых древесных

И тихо всходит звезд посев

В полях тучнеющих небесных.

Луна уже плывет в зенит,

Заката хлопья отгорели,

А флейта легкая звенит,

Бессчетно повторяя трели.

И неподвластно смене лет

Ночного бриза колыханье

И ввысь летящее из флейт

Всё то же легкое дыханье.

И та, которая близка,

Перекликается со всеми,

И беззаботна, и легка,

Поскольку презирает время.

Всё море – выпуклая стезя;

По ней, неспешные, как волы,

Уничтожаясь, вновь вознося

Гребни над зыбью, текут валы.

Им уклониться с пути нельзя,

Пеной не хлынуть на волнолом –

Валы текут и текут, сквозя

Зеленым, синим, серым стеклом.

Переплавляет солнечный свет

В сочные отблески зыбь волны,

И чередою пенных комет

Катятся гребни на валуны.

Чайка, подладив к ветру полет,

Смотр производит сверху валам;

Облака тень лениво ползет

По облесённым дальним холмам.

Ветер подхватывает напев,

Прежний еще не успев допеть.

В будничной жизни не преуспев,

Здесь я сполна сумел преуспеть:

Всё разглядеть, и ветер вдохнуть,

И безо всяких мыслей и слов

Сердцем постигнуть великий Путь –

Путь неуклонных морских валов.

Когда приблизится старость,

Матрос припомнит с тоской,

Как трепетом полнит парус

Упругий ветер морской.

Когда приблизится старость,

Стрелок припомнит в тоске,

Как встарь ружье оставалось

Всегда послушно руке.

Рыбак припомнит под старость,

Не в силах сдержать тоски,

Как рыба в лодке пласталась,

Тяжелая, как клинки.

Всегда побеждает старость,

Поскольку смерть за нее,

И долго ль держать осталось

Штурвал, гарпун и ружье?

Приошли все стороны света

Стрелок, рыбак и матрос,

Но им не дано ответа

На этот простой вопрос.

Наполнен тоскою ветер,

Вздыхают лес и вода,

Не в силах найти ответа

На главный вопрос: “Когда?”

К ним тоже жестоко Время,

Сильнейшее всяких сил –

Нельзя им проститься с теми,

Кто так их всегда любил.

К побережным горам прижимается лес,

Словно скрыться пытаясь от ветра ползком,

И плывут безучастно эскадры небес

В переполненном ветром пространстве морском.

Металлический свет прорывается вкось

И лудит кочевое качанье валов,

И не счесть уже, сколько ко мне донеслось

В беспорядке, как птицы, мятущихся слов.

То, что шепчет, сшибаясь, резная листва,

То, что глыбам толкует глубин божество, –

Стоит слухом ловить только эти слова,

Остальные слова недостойны того.

Тополь – словно горянка в черном платке,

Над ним одиноко стоит звезда;

Одинокий фонарь горит вдалеке,

И под ним асфальта блещет слюда.

Оживленно нынче в небе ночном –

Тень волоча по кровлям жилья,

Облака пасутся, и серебром

Подсвечены призрачно их края.

Месяц гуляет среди отар,

Горят и меркнут уклоны крыш.

То видишь явственно тротуар,

А то и бордюра не различишь.

Все очертанья гор и дерев,

Светил вращенье, облачный ход –

Всё составляет один напев,

Общий безмолвный круговорот.

И кажется – кружится кровь моя;

Стоило бросить тепло и сон,

Если в кружение ночи я

Хоть на мгновенье был вовлечен.