Зимний день - как фарфор саксонский,

Млечно-розовый, голубой;

Шаг толпы - словно топот конский,

Конский дых висит над толпой.

На снегу утоптанном гулком

Отложил яички песок;

Кажет фокус мороз проулкам,

Пряча пар - за куском кусок.

Воды воздуха мерно меркнут,

Все плотней их палящий пыл.

В их нещадную толщу ввергнут,

Задыхаясь, ты к дому плыл.

И деревья тяжко застыли,

Как серебряное литье,

По дворам, где мы семенили,

Пробираясь в тепло свое.

Словно раковина, лелеет

Гул неровный зимняя тьма,

И вовеки не потеплеет,

Не прейдет вовеки зима.

Мне видится море, что к берегу гонит упряжки валов,

В одной этой скачке сливая мильон столкновений и всплесков сумбурных;

Похожи на маски Эсхиловой драмы, стеная без слов,

Вдоль мрачных завес горизонта идут облака на котурнах.

Прибрежные воды стянув наподобье ковров,

Их море свернет, но не трубкой ковра, а тритоньей трубою;

Восстав из пучины, чтоб слышать свой собственный рев,

Оглохшее, вдрызг разбивается белое ухо прибоя.

С никчемными чувствами я рассчитался сполна,

И мысли мои пусть домыслит мое поколенье.

Рыдающей женщиной бьется на гальке волна,

И новая следом идет, равновесье храня по-тюленьи.

Загривок литой наклонит она, как Минотавр,

Летучей игольчатой пеной трепещущий ветер стегая,

И вновь под надтреснутый выдох огромных осипших литавр,

Охвачен предчувствием счастья, я море почти постигаю.

Не уловить

Твоих примет -

Ты ветер, нить,

Духовный свет.

Скрывай, храни

От мудреца

Суть имени

И блеск лица.

Лишь мне дано

Безумным быть,

Не видеть, но

Любить, любить.

Я жду во сне

И наяву,

Сойдешь ко мне -

И я живу.

Пройдем последние заставы,

И тракт уйдет под небосклон.

Вокруг звенят сухие травы,

И ветром колыхает звон.

Не обернемся с сожаленьем

На жизнь изведанную всю:

Как псы, мы жадным нетерпеньем

Так долго метили стезю.

Под ношей зноя непосильной

Возлюбим трудные пути,

Чтоб пыль, и пот, и топот пыльный

С терпением перенести.

На миг автомобиль взрывает

Засушливую тишину,

Но звон с обочин наплывает

И шум вбирает под волну.

Нам волны видятся иные:

Колебля блики, как листва,

На плоскости береговые

Они выносят кружева.

Над мерно дышащим прибоем,

Как в линзе, чуть замутнено,

В горах, исполненных покоем -

Лесов курчавое руно.

Над полосою побережной

Почила вечность, и она

Как эти горы, безмятежна,

Как воды, ласково-ясна.

Теснятся отблески залива,

Извечный обегая круг,

И мы шагаем терпеливо

Туда, на безмятежный Юг.

Раскинув тяжелые крылья,

Я косо парю над Москвой.

Юг выхлопом пахнет и пылью,

А Север - опавшей листвой.

От гор, припорошенных дымкой,

К которым теснится прибой,

Я снова лечу невидимкой -

Увидеть Москву под собой.

Я вновь прорезаю сниженьем

Вороний всплеснувшийся карк,

Спускаясь в пропахший броженьем

И дышащий золотом парк.

В пьянящую толщу втекая,

Струятся в тиши ветерки;

Кленовая сонная стая

Колеблет в ответ плавники.

И день мне с поляны навстречу

Искрится пушистым хвостом,

И давние пылкие речи

Мне слышатся в парке пустом.

И сердце иного не ищет,

Почуяв отчизну свою:

Вино нашей юности нищей

Я в запахе осени пью.

Неисчислимы всплески вод,

Бесчисленны отроги гор,

И мягкой дымкой небосвод

Окрестный обволок простор.

Несметны бликов племена,

Змеящихся наискосок,

Которых к вечеру волна,

Как рыб, сгребает на песок.

Влечет глаза любой извив

На многослойном срезе скал,

Чтоб, ничего не упустив,

Ты главного не отыскал.

Суть в ясных небесах плывет,

В волнах плескается морских,

Но дробность мира в хор сольет

Всего один волшебный штрих.

Сумеет разглядеть наяд,

С рыданьем бьющихся о мыс,

Не тонущий в деталях взгляд,

А обобщающая мысль.

Суть, как сверкающая нить,

Скрепила весь пейзаж морской,

Но кончик нити ухватить

Ты сможешь только в мастерской.