Коль помнит обо мне Господь,

Всё прочее не слишком важно.

Пусть враг гримасничает страшно,

Стремясь больнее уколоть;

Пусть жрет изысканные брашна,

Свою упитывая плоть,

Пускай причмокивает влажно,

Отрыжку силясь побороть;

Пусть всё ему легко дается,

Пусть надо мною он смеется,

Но есть небесные весы –

На них тяжеле я намного,

Зане лишь мне дыханье Бога

Топорщит жесткие власы.

Так много дел, что кажется порой:

Когда б я даже был исчадьем зла,

Дела, нагроможденные горой,

Спасут меня от адского жерла.

Но самооправдания игрой

Не обольстится ценностей шкала:

Да, я в делах рутинных был герой,

Но упустил важнейшие дела.

Те замыслы, что подсказал мне Бог,

Лелеял я, но воплотить не смог –

Я лишь противоборствовал нужде;

А если б их представил во плоти,

То мог бы оправданье в них найти

На неизбежном будущем суде.

Такой же март, как десять лет назад,

И та же боль вдруг ожила в душе.

Такие же пурга, и снегопад,

И музыка на верхнем этаже.

Пускай вернулась боль былых утрат,

Но ни к чему мне быть настороже –

Утраченного десять лет назад

Мне не утратить заново уже.

Сквозь тучи снега вьюжный март несет

Куда-то вбок встревоженных ворон,

И, как тогда, на это смотрит тот,

Кто был тогда трагически влюблен,

Но он утрат теперь уже не ждет,

Ведь самого себя утратил он.

Делая глупости, вскоре глупеешь и сам,

Этого правила не обойти никому.

Если попал в подчиненье к своим телесам,

То погрузишься душой в непроглядную тьму.

Счастья природа духовна, – уже потому

Надо бунтующей плоти давать по усам,

А поклоненье бутылке и женским трусам,

Кроме подагры, увы, не ведет ни к чему.

Так что подумай, ища облегченья уму,

Вялую душу избавить стремясь от труда:

В прихотях плоти потонешь ты, словно Муму,

И бездуховность тебя унесет, как вода.

Дух, как Герасим, утратив приют навсегда,

Плачет на лодке, стуча головой о корму.

Растет и крепнет глупость оттого,

Что все ее с восторгом повторяют.

Порой в пучину глупости ныряет

Челнок ума – и не видать его.

Его валы туда-сюда швыряют,

Полно вражды морское божество –

То Мировая Глупость ускоряет

Вращение тайфуна своего.

И кажется: всё то, что плыть пыталось,

В пучину эту страшную всосалось,

Всё ослабело, всё ко дну пошло…

Но вот в квартирке бедной два поэта

Беседуют у лампы в круге света.

Взгляни: у них и тихо, и тепло.

Весь мой пиджак слезами облит,

И как не плакать, не рыдать?

Я обществом безвинно проклят

И должен в муках увядать.

Я издаю порою вопли,

Когда уже нет сил страдать,

Но тот, кто распускает сопли,

Не вправе облегченья ждать.

Нет, надо выработать твердость

В душе и в истощенном теле,

Пусть гонит общество меня –

У нас есть собственная гордость,

Плевать на деньги мы хотели,

Жрецы небесного огня,

И я брожу весь день без цели,

Себе под нос стихи бубня.

Не обижайся на лжецов,

Не удивляйся их обманам,

Не называй себя болваном –

Лжецы нужны, в конце концов.

Лик Правды груб, а взор свинцов,

Она даст фору всем тиранам,

Всё приводя с упорством странным

К скучнейшему из образцов.

Лишь то, что в самом деле есть,

Нас вынуждают предпочесть,

Чем вызывают приступ злобы.

Пусть лучше нам представит лжец

Блестящий сказочный дворец –

То лучшее, что быть могло бы.

А Правде, что язвит сердца

Разоблачением лжеца,

Мы не поклонимся до гроба.

Смотрю на тебя немигающим взглядом свинцовым

И знаю: нет смысла тебя мне выслушивать дальше.

Довольно с тобою джентльменом я был образцовым

И не замечал постоянной коробящей фальши.

На всё у тебя, несомненно, ответы найдутся,

Но грош им цена, ибо все они будут фальшивы,

И речи, которые нежно тобою ведутся,

В конечном итоге диктуются жаждой наживы.

Джентльмен, к сожалению, часто синоним придурка

Для дам, что погрязли во лжи и различных увертках.

К твоим объясненьям я глух, как еловая чурка,

Не хочется мне погрязать в бесполезных разборках.

Занятно одно: лишь ничтожный обрывок беседы,

Услышанный мной, хоть беседа и шла тихомолком,

Заставил слепого увидеть грядущие беды,

Заставил придурка все факты расставить по полкам.