С общим шумом восстанья,

Воскресенья к весне,

Как форштевень, у зданья

Стала грань в вышине.

Под лазурью безбрежной,

Над обилием вод

Ветер, сильный и нежный,

Неустанно поет.

Блещут талые воды

И являют на миг

Вожделенной свободы

Ослепляющий лик.

На прибрежье всхолмленном морском

Мглистый зной смягчил руно дубравы.

Сушь, шурша, мерцающим песком

Осыпается в сухие травы.

Не спеша до пляжа доплетусь

И на звонких камешках усядусь.

Здесь мне делать нечего - и пусть,

Это тоже доставляет радость.

Но не грубой радости мирской

Уподоблю это состоянье:

Полный ослепительный покой,

Саморастворенье в созерцанье.

Размывают медленно меня

Теплых далей голубая дрема,

Беспорядочная толкотня

Лавы бликов в центре окоема.

Ничего не помню, не хочу

И не знаю, что передо мною.

Кажется, я медленно лечу,

Чуть качаясь с колыханьем зноя.

Волновым дыханием пленен,

Слух мой ловит и иные звуки,

Мелкой гальки приглушенный звон

Под шагами разомлевшей суки.

И лицо ласкает ветерок

Помаваньями бесплотных дланей.

Отдохнешь - лишь перейди порог

Отрешения от всех желаний.

Я быть тарантулом хочу.

Лишь зазеваетесь немного -

На гнутых лапах подкачу

И вам вцеплюсь свирепо в ногу.

О миг истомы челюстной,

Блаженство выделенья яда!

С необычайной простотой

Затем бегу я в дебри сада.

И пусть разносится кругом

Ваш крик, бессильно-разъяренный, -

В угрюмом логове своем

Дремлю я, удовлетворенный.

Но ваших окон мирный свет

Мне чинит вечную досаду.

За все потребовать ответ

Однажды я приду из сада.

Застыну мрачно, не таясь,

На глянцевом полу дощатом.

Брильянтиками пара глаз

Блестит на тулове мохнатом.

И, взгляд от книги оторвав,

Вы дико содрогнетесь в страхе,

Я ж, мерзкий, покачу под шкаф

И скроюсь там, в пыли и прахе.

Вы не отыщете меня,

С тех пор усвоив думу злую,

Что мерзкий, ядовитый, - я

Бок о бок с вами существую.

И мне понравится ваш страх,

Я буду жалить вас, вопящих,

Являться дерзко на столах

И пробегать по лицам спящих.

Всегда возникнуть я могу,

Перепугать, ужалить люто.

Я враг семье и очагу,

Простому мирному уюту.

Укрывшись до поры во тьму,

Я выжидаю терпеливо.

Порой лишь челюсти сожму -

И разожму неторопливо.

Под шифоньером затаясь,

Глаза брильянтовые пялю.

Дрожите! В следующий раз

Я вас не так еще ужалю.

Вы не верьте этим слухам, этим болтунам упрямым,

Что твердят: мол, водяные славны мрачностью своей.

Нам противен холод донный, мы не прячемся по ямам,

Мы лежим на мелководье, в иле, в зарослях хвощей.

Там лежу я в топи вязкой, в теплой жиже, весь под ряской,

И меня слегка щекочут вереницы пузырьков,

А вокруг меня - кишенье, плесков, бликов оживленье,

Чую ласковость пиявок, жестких тыканье жуков.

И, варясь в кишенье общем, упоен болотным смрадом,

Водорослями опутан, - я до времени молчу,

Только в нежный час закатный я, на радость водным гадам,

Изнемогши от блаженства, зычно вдруг захохочу.

И под небом тонко-алым будет хохот мой сигналом:

Чуть в поля укатит эхо, отряхнув росу с травы -

Вмиг, наскучивши молчаньем, мне вечерним величаньем

Зазвучит тысячегласно хор бесчисленной лягвы.

Я двор обведу невнимательным оком

И в первый момент машинально отмечу:

Собака бежит как бы несколько боком

С лицом безучастным мне прямо навстречу.

Ее продвижение так неуклонно,

Что в сердце невольно возникнет обида:

Меня, чья душа словно космос бездонна,

Нельзя упускать столь открыто из вида.

Пускай, поравнявшись, хвостом завиляет,

Пусть лучше с рычаньем оскалится злобно,

Чем попросту мимо рысцой прохиляет,

Меня от столба отличить неспособна.

Хоть свист я издам мелодично-учтивый,

Всем видом являя отсутствие фальши, -

Моргнув, с мимолетной гримасой брезгливой

Она равнодушно проследует дальше.

И я как-то вдруг разволнуюсь ужасно,

Почувствую приступ безумной отваги.

Собачья башка рассудила напрасно,

Что я потерплю равнодушье дворняги.

Такого сносить не желаю отныне,

Значенье мое ей придется усвоить!

Небось как получит колом по хребтине -

Закается рожи надменные строить.