Глядите на предметы вскользь,

Чтоб взгляд их трогал как бы вкось,

Не глядя прямо никогда,

И вы увидите тогда,

Как обретут предметы цвет,

Которого иначе нет.

Взгляд в отчуждении своем

Очистит цвет, возьмет объем,

Благополучно избежит

Врага, которым дорожит,

Дававшего ему прокорм, -

Структур, деталей, черт и форм.

Предстанет мир тогда иным -

Просторным, радостно-цветным,

И больше не коснется взгляд

Былых прибежищ и преград,

Не усомнится в чудесах,

Навек оставшись в небесах.

Я больше уже не беглец, не кочевник,

Душа моя сделалась странно покойной:

Так зимняя графика парков вечерних

Являет пример неподвижности стройной.

Куда ни придешь - повстречаешься с прежним,

И все обретенное быстро наскучит.

Любого из нас не гоняться за внешним

Безрадостный опыт однажды научит.

Слегка монотонный, но честный прозаик,

Нам жизнь обрисует условность движенья:

Так в ритме недвижном оконных мозаик

Я внутренней жизни читал напряженье.

Я был недаром молчалив,

Ведь снова в памяти печальной

Серебряные пряди ив

Змеились в заводи зеркальной.

Я зачарованно внимал

Не ходу вашего рассказа,

А капле, канувшей в канал

С нависшей влажной ветки вяза.

Шумели листья под пятой

И ваши речи заглушали;

Над статуй зябкой наготой

Аллеи своды обветшали.

Мое молчанье невпопад

Беседы разрывало звенья:

Я видел плавный листопад

И парк в плену оцепененья.

Вырезывал в пространстве след

Полет листа в своем извиве,

И мой виднелся силуэт

В аллее в дальней перспективе.

Я отрешенностью своей

Отнюдь не мыслил вас обидеть:

Больную тишь моих аллей

Мне слышать надобно и видеть

Затем, чтоб легок был отказ

На тихой одинокой тризне

От всех пустых надежд на вас,

А следовательно, от жизни.

Кроны парка, словно груда углей,

Скоро рухнут - и настанет тьма.

Красный отсвет форточек, фрамуг ли

Комкают ослепшие дома.

Улица в малиновых разливах,

В неподвижных драпировках луж

Вся полна незримых, торопливых,

В спешке сталкивающихся душ.

Радостен, силен, любвеобилен,

Я иду, - но зашипит вода,

И, испуганный автомобилем,

Давний образ сгинет без следа.

Вот друзья сошлись у магазина

И меня, посмеиваясь, ждут,

Но на красный свет всхрапнет резина -

И они бесследно пропадут.

Души дней, счастливых и печальных,

Растворились, всюду и нигде,

В лабиринте сумерек зеркальных,

В небесах, витринах и воде.

И иду я не по вешней суше,

А зеркальной лестницей - на дно:

Души дней былых и наши души

Там соединяются в одно.

Я от развалин Москвы устал,

Снова ломают целый квартал.

Хищно присел, как гигантский варан,

Над грудами хлама портальный кран.

Катятся камни, грохот и гул,

Катится в душу этот разгул,

Пусть же под водку и под жратву

Прошлое встанет как наяву.

Разгул научит любви к друзьям,

В глаза целует - до черных ям,

Целуя, из глаз выпивает цвет -

И вот, бесцветный, встает рассвет.

Стоя, как лошадь, дремлет Москва,

Кто-то все шепчет мои слова,

В которых сказались мука и бред

Юных моих невозвратных лет.

Как время, слова въедались в углы,

В старые стены, балки, полы.

Не сохранился этот посев:

Вдруг на колени тяжко осев,

На бок затем рухнул обвал,

Как человек, что убит наповал.

Слабеют звуки слов и опадают рядом,

И частый лепет шин - как фырканье зверей.

Бесшумно я иду под мягким снегопадом

Вдоль череды глухих келейных фонарей.

На людной площади, как в комнате приемной,

Сходясь и расходясь, толкается народ.

С заминками в толпе автомобильчик скромный,

Лоснясь, вершит свой путь в проулок, словно в грот.

А там, в нагих кустах, перед спокойным зданьем,

Ногами расшвыряв снегов пуховики,

Слежу я, как моча моя с глухим урчаньем

Впадает по дуге в сугробные кишки.

И думаю затем в спокойствии отрадном,

Что дерзостью сразить я никого не тщусь,

Но в городе моем, в уюте снегопадном,

Пишу, о чем хочу, где нравится, мочусь.