Где Везер угрюмый струится,

Где катится сумрачный Рейн,

В подвалах сутулые немцы

Брезгливо глотают рейнвейн.

Питье им давно надоело,

Но рано ложиться в постель,

И вот они пьют через силу,

А после плетутся в бордель.

У немцев усатые турки

Похитили радость труда,

А немцам остались бордели,

Постылый рейнвейн и еда.

Тевтоны серьезны в борделе,

Как будто бы службу несут,

А после в ночной виноградник

Они облегчиться идут.

Глядят они в звездное небо

Под шум одинокой струи,

А в небе, кружася, мерцают

Созвездий несчетных рои.

Раскатисто пукают немцы,

В штаны убирают елду

И видят на темном востоке

Знакомую с детства звезду.

К звезде обращаются немцы:

“О льющая ласковый свет!

Далекому русскому другу

Неси наш печальный привет.

Дома у нас есть и машины,

Детишки у всех и жена,

Однако же главного стержня

Давно наша жизнь лишена.

О горестной участи нашей

Ты другу поведай, звезда.

Германия – скверное место,

Не стоит стремиться сюда”.

Я написать могу сонет,

Какой душе моей угодно,

В его границах мне свободно –

Где для других простора нет.

Свобода причиняет вред,

Мы это видим превосходно,

Когда поэт впадает в бред,

Избрав верлибр, как нынче модно.

Бунтарство хамов и тупиц

Узора рифмы не сотрет,

И ритма прелесть сохранится.

Не в сокрушении границ

Поэт свободу обретет,

А подчинив себе границы.

Личная жизнь – это страшная жизнь,

В ней доминирует блуда мотив.

Всё состоянье на женщин спустив,

Впору уже и стреляться, кажись.

Но у обрыва на миг задержись

И оглянись: все обиды забыв,

Скорбно глядит на тебя коллектив…

Лишь на него ты в беде положись.

Дамы, постели, мужья, кабаки

Душу твою изваляют в грязи,

Кровь твою выпьют, подобно клопам.

Так разорви этой жизни силки,

В храм коллектива с рыданьем вползи

И припади к его тяжким стопам.

Служенье муз не терпит суеты,

Но, чтобы выжить, нужно суетиться,

И до голодных опухолей ты,

Поверив музам, можешь дослужиться.

Когда побьет морозом нищеты

Растенья в поэтической теплице,

Тогда с толпой тебя потянет слиться,

На площадях орать до хрипоты.

Есть два пути: иль заодно с толпой

Врываться в магазин через витрины

И разбегаться, унося товар,

Иль под буржуйской жирною стопой

Стелиться наподобие перины

И получать приличный гонорар.

Нехватка денег – это бич,

И хлещет он порой пребольно.

Безденежье, как паралич,

Мешает двигаться привольно.

Благоговея богомольно,

Любви красавиц не достичь:

Владеет ими своевольно

Лишь тот, кто смог деньжат настричь.

Так запевай, певец, раздольно,

Так начинай застольный спич!

Капиталиста возвеличь,

Пусть хмыкнет он самодовольно.

Замаслится его глазок,

Зашевелятся губы-слизни,

Он щелкнет пальцами – и вот,

Дожевывая свой кусок,

Из-за стола хозяев жизни

Сама любовь к тебе плывет.

Едва о долларе заходит речь,

Любой брюзга становится милягой,

Любой гордец – общительным парнягой,

Любой старик полжизни сбросит с плеч.

Душевным складом можно пренебречь

В погоне за волшебною бумагой.

В бактериях мы можем так разжечь

К соитью страсть питательною влагой.

Я действенностью восхищен твоей,

Питательный бульон простых натур,

Заветная заморская валюта!

Сцепляя суетящихся людей,

Из них ты строишь тысячи фигур

Под флегматичным оком Абсолюта.