Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Рассказ о том,как поэт Константэн Григорьев побывал на балу

в московской мэрии 15 февраля 1992 года

"Боже, как глупо закончилась жизнь!" -
падая с крыши высотного здания,
думал я с грустью, и мысли тряслись
между ушей, как пески Иордании.
Чёрт меня дернул поехать на бал
в логово вражье, в московскую мэрию,
я ведь всегда демократов ругал
и воспевал коммунизм и Империю.
Но осетрина, икорка и джин,
разные яства и шоу с девицами
скрасили мой политический сплин
и заглушили вражду и амбиции.
Я напихал в дипломат пирожков,
сунул за пазуху вазу с конфетами
и подошел к одному из лотков,
где продавались брошюрки с буклетами.
"Ясно. Порнуха", - подумалось мне.
Брови насупив, туда я направился
и увидал за лотком на стене
надпись, которой весьма позабавился.
Надпись гласила, что в пользу сирот
здесь лотерея проводится книжная.
"В пользу сирот? Жди-ко-сь, наоборот, -
хмыкнул я в ус. - Знаем, знаем, не рыжие.
Эти сироты наели бока,
делая дело свое негодяйское,
слёзы вдовиц им - как жбан молока,
вопли голодных - как музыка райская.
Жрёте Отечество, смрадные псы,
выставив миру всему на позор его!
Нет, не купить вам за шмат колбасы
душу и лиру поэта Григорьева!"
Так я подумал, подкравшись бочком
к этой лавчонке подонков из мэрии,
и, наклонившись над самым лотком,
слямзил брошюрку "Бордели в Шумерии".
Но не успел я засунуть её
в брюк моих твидовых прорезь карманную,
как ощутил, что запястье моё
сжало холодное что-то и странное.
На руки мне плотно лапы легли
робота, присланного из Америки.
"Я же поэт! Я соль русской земли!" -
я закричал и забился в истерике.
Но этот робот, поимщик воров,
присланный в дар нашим главным разбойникам,
очень уж, гад, оказался здоров,
так что я понял: я буду покойником.
Выудив все, что я раньше украл,
это тупое ведро полицейское
в рот пирожки мне мои запихал
и совершил своё дело злодейское:
вывел на крышу меня механизм
и подтолкнул моё тело румяное.
Вряд ли б оправился мой организм,
если бы не демократишки пьяные.
Нет бесполезных вещей под луной.
Не было проку бы от демократии,
не окажись меж асфальтом и мной
трёх представителей ельцинской братии.
Кровь и мозги отирая платком,
топал к Кремлю я шагами нетвердыми,
а демократы лежали ничком,
в русскую землю впечатавшись мордами.

Психоанализ

Поклонницы психоанализа
меня порою достают
и, отводя мой хрен от ануса,
вопросы часто задают:
как я подглядывал за мамочкой,
какой был перец у отца,
когда впервые пипку женскую
увидел близко от лица?
Ну да, я говорю, подглядывал,
ну, в бани общие ходил,
в мужской папаша перцем радовал,
и в женской было ничего.
Но только дыры волосатые
меня нисколько не влекли -
тела корявые, пузатые
и сиськи чуть не до земли.
А вот когда с трехлетней Инночкой
я раз в песочнице сидел,
ее пилоточку изящную
я с интересом разглядел.
Я Инну полчаса уламывал
(а было мне тогда лет шесть)
снять с попки штаники и трусики,
пописать рядышком присесть.
Сокровище трехлетней Инночки
меня, признаться, потрясло.
С тех пор про девочек и трусики
пишу стихи я всем назло.
Ну ладно, говорит поклонница
психоанализа опять,
ну а когда ты был подросточком,
куда, во что любил кончать?
Куда угодно: в руку, в голову.
В какую голову? В свою!
На фоотографии журнальные,
в речную теплую струю,
а начитавшися Есенина,
к березкам членом припадал,
ломал я ветки им в неистовстве,
а после плакал и страдал.
Тут девушка отодвигается
чуть-чуть подальше от меня.
Да ладно, говорю, расслабься ты,
твой Фрейд - занудство и фигня.
Психоанализ - штука древняя,
и он не катит молодым,
он нужен лишь нацистам, гомикам
и академикам седым.
И если ты не любишь в задницу,
то папа вовсе не при чем.
Давай, любимая, расслабимся,
до сраки хрен доволочем.
Тут крошка быстро одевается
и порывается бежать,
а я, схватив ее за задницу,
вдруг начинаю соображать,
что если б я читал внимательно
фрейдистский романтичный бред,
то фильтровал слова бы тщательно
и выражался б как поэт,
и про анальное соитие
вещал бы нежно и светло.
Короче, Фрейд хороший дедушка,
за Фрейда всем порву хайло.
20
{"b":"90519","o":1}