Вы только дайте мне предлог –

Я сразу так начну писать,

Что вашей челюсти лоток

Начнет приметно отвисать.

Вы только не мешайте мне,

Поверьте в искренность мою,

Чтоб мне явить себя вполне

Как подколодную змею.

Решив, что я всецело свой,

Расслабьтесь, – я тогда смогу

Ответить низостью такой,

Что не вмещается в мозгу.

Лишь не стесняйте естества –

И буду кроток я и тих,

Пока подлейшие слова

Не выберу из всех других.

А я бы мог своим пером

И видом радовать людей,

Но я пресытился добром,

Теперь другое мне милей:

Взамен того, кто был вам друг,

Явить такого молодца,

Чтоб трупно выделились вдруг

Все кости вашего лица.

Обычно нас одно гнетет:

Как всюду получить свое

И обратить скорей доход

В одежду, пищу и питье.

О столь обыденных вещах

Что можно нового сказать?

Усами путаясь во щах,

И мысли тяжело связать.

Чтоб вдохновенье испытать,

Всегда необходим злодей,

Необходимо воспитать

В себе обиду на людей.

Необходимо перестать

Искать всё зло в себе самом,

Необходимо твердо стать

Особняком, особняком.

Коль вечно яд обиды пить,

Все притеснения терпеть, –

Как рвота, должен подступить

Момент, когда нельзя не петь.

И это будет лучший час

Для сочинения стишка –

Слова посыплются из вас,

Как из дырявого мешка.

И та, что мучила до слез,

Задача станет так проста,

Как просто валится навоз

Из-под коровьего хвоста.

Я даровитый, но не даровой,

Не для того мне были испытанья.

Питайтесь от моей души живой,

Но оплатите полностью питанье.

Кто так, как я, возделывал талант

И прививал гармонию сознанью, –

Чтобы меня пигмей-литконсультант

Учил затем приятному писанью!

Я должен был с покорностью кивать

И испускать почтительные вздохи –

В душе мечтая в харю наплевать

Проклятому журнальному пройдохе.

Я должен был, сгорая со стыда,

Прочувствовать: меня почти купили, –

Кричите же о том, что никогда

Так малодушно вы б не поступили.

Но в этом вам и не было нужды,

Все правила вы приняли с пеленок.

Взрастили вы безвкусные плоды,

Так жуйте их, как простыню – теленок.

Пусть ваши блага для поэта – хлам,

Но также способ всем воздать по чину.

Я их добьюсь – и с легкостью отдам

Тому, кто знает час моей кончины.

В Ростове, у рынка центрального,

Усядусь я прямо в пыли,

Чтоб звуки напева печального

С гармошки моей потекли.

Пою я о девушке брошенной,

Печальной, хорошей такой,

И смотрят в мой рот перекошенный

Грузины со смутной тоской.

Нечистой наживы глашатаи

Поймут, что барыш ни к чему,

Коль грубые бабы усатые

Их ждут в надоевшем дому.

Поймут, что всей жизнью расплатятся

Они за свое ремесло,

Коль счастье в голубеньком платьице

В слезах безвозвратно ушло.

Торгуют они помидорами,

Но деньги считают едва ль,

Впиваясь незрячими взорами

В закатную нежную даль.

И скоро купцы постсоветские

Почувствуют горький экстаз,

И слезы хрустальные, детские

Из красных покатятся глаз.

Веду я мелодию грустную

И горько трясу головой,

И жижею сладкой арбузною

Приклеен мой зад к мостовой.

Струятся рулады печальные

И в кепку мне сыплется медь,

И яркие мухи нахальные

Стремятся мне в рот залететь.

И зорко слежу я за кепкою:

Когда она будет полна,

За ваше здоровьичко крепкое

Я белого выпью вина.

Переворот не за горами,

Мир полон злобою тупой,

А я кладу поклоны в храме

И запасаюсь впрок крупой.

Я знаю, что не в нашей власти

Судьбе дорогу заступить,

Но можно отмолить напасти

И круп в достатке закупить.

Пусть люди, схватываясь насмерть,

Стремятся к раю на земле,

Но я их поднимаю на смех,

Блаженствуя в своем тепле.

Я жив и бодр и стул нормальный

Я сохраняю всем назло,

А кой-кому исход летальный

Уже геройство принесло.

Господь не любит слишком прытких

И живо с них сбивает спесь.

Будь сведущ в яствах и напитках,

А Бога исправлять не лезь.

Оставим Богу Божье дело,

А сами будем знать свое:

Упитывать и холить тело,

Удобно обставлять жилье

И от супруги милой племя

Восставить на родной земле, –

Ведь он свое не судит время,

Мудрец со смыслом на челе.