Хочу иному врезать по скуле,

Хочу другому проломить башку,

А третьего хочу узреть в петле,

Качающимся тихо на суку.

И никого не хочется обнять,

Похлопать по плечу, прижать к груди…

Любовь и Дружба могут изменять,

Но Злоба ждет с улыбкой впереди.

Мы за руки возьмемся крепко с ней

И побежим через цветущий луг,

Пинками награждая всех людей,

Торчащих в замешательстве вокруг.

На косогор поднимемся степной,

Где нас простор необозримый ждет,

И хныканье побитых за спиной

Картине мира пряность придает.

Село расположилось под горой,

В котором масса пищи для огня,

И выгон с гомонящей детворой,

Давно заслуживающей ремня.

Но Злоба нежно скажет: “Погоди,

Не надо о рутине в этот миг” –

И мы замрем, следя, как впереди

В закатных тучах солнце прячет лик.

И, обновившись за какой-то час,

Мы вспять пойдем по пойменным местам,

И пустятся бежать, завидев нас,

Бездельники, слонявшиеся там.

Когда я был в поре весенней,

То пошутить всегда умел,

Хотя к веселью побуждений

На самом деле не имел.

Себя я называл поэтом,

Беря девиц на абордаж,

Но я не знал, что в слове этом

Им слышалась пустая блажь.

Не мог склонить к интимной дружбе

Девиц мой неказистый вид,

Я мелкой сошкой был на службе,

Как автор не был знаменит.

Мне и доныне часто снятся

Тех лет обиды, стыд и страх,

Но я всё продолжал смеяться,

А скорбь выплескивал в стихах.

Теперь же я взнуздал камену,

Возвел свой личный пьедестал.

Теперь себе я знаю цену

И от хвалебных слов устал.

В стихах свою судьбину злую

Всегда вышучивала Русь –

В стихах смеясь напропалую,

Я в жизни лишь слегка кривлюсь.

В былые дни запас веселья,

Похоже, растранжирил я –

Не видят без хмельного зелья

Меня смеющимся друзья.

Теперь я сумрачен и грозен,

Себя я прежнего забыл –

Того, кто был в стихах серьезен,

Того, кто весел в жизни был.

Не надо огорчаться, если

Вы не решились мне помочь:

За мудрой книгой в мягком кресле

Я всё равно встречаю ночь.

При нынешней дороговизне

И сам я не могу понять,

Как прежнего уклада жизни

Мне удается не менять.

Как прежде, я питаюсь вволю,

Как прежде, знаю толк в еде,

Не избегаю алкоголя

И принят радостно везде.

Как прежде, я вниманьем дамским

И Музами согрет вполне,

И потому отказом хамским

Вам не нажить врага во мне.

Собой являя всю ничтожность

Двуногих жителей Земли,

Помочь имели вы возможность

И все-таки не помогли.

Но верьте: ваше отношенье

Меня ко гневу не склонит,

Поскольку право на решенье

Есть даже у мельчайших гнид.

Никто вас, право, не ругает,

Я без усилья вас пойму:

Меня забвение пугает,

А вам бессмертье ни к чему.

От Божьего распоряженья

Нам с вами не грозит урон:

Бессмертье – мне, а вам – забвенье,

Всё – по желанию сторон.

Прав очень много у людей,

А вот обязанностей нету.

Иной поет, как соловей,

Стараясь зашибить монету.

Уверен он в своих правах

Жить беззаботно и богато.

Я помогу ему в делах –

И сразу стану ближе брата.

Но если он деньгу зашиб,

В нем перемена наступает.

Меня, как ядовитый гриб,

Пинком он походя сшибает.

А также и других ребят,

Чтоб не дорвались до дележки.

На много верст вокруг стоят

Без шляпок тоненькие ножки.

А как, стервец, в глаза смотрел,

Являя верность и опаску!..

Когда ж маленько раздобрел,

То с наглым смехом сбросил маску.

Он ходит как бы в неглиже,

Являя всем свою измену,

И никому ничем уже

Он не обязан совершенно.

А что мы можем сделать с ним?

Ведь у него повсюду связи.

Без шляпок хмуро мы стоим –

Те, кто поднял его из грязи.

И эта истина стара,

Но к жизни вряд ли применима –

Что ради самого добра

Творить добро необходимо.

Вот так приносишь подлецу

Добра несчетные охапки,

Чтоб после в жизненном лесу

Торчать растерянно без шляпки.