Бесследно не проходят раны,

Которые наносишь ты.

Я, ненавидевший забвенье,

Хочу забыть твои черты.

Как током, встряхивает нервы

Внезапно в уличной гурьбе:

Какой-то женщины походка

Мне вдруг напомнит о тебе.

И перечень забот привычных

В уме вдруг разом пропадет,

Когда в толпе прическа чья-то

Тебя на память приведет.

Меня преследуют повсюду,

Всех чувств обыденных сильней,

Желание случайной встречи

И страх безмерный перед ней.

Я так боюсь воспоминаний,

Но вдруг пойму: забвенья нет,

Когда разрыв в осенних тучах

Мне глаз твоих напомнит цвет.

Боюсь, что я не уцелею,

Коль так же обознаюсь впредь,

И хочется забиться в угол,

Твой образ в памяти стереть,

Людей не видеть и не слышать

И в небо больше не смотреть.

Я частый молодой сосняк

С такою скоростью прошел,

Как будто спички взял в кулак

И с маху выкатил на стол.

Свистела скачущая жизнь,

Гремели гравий и гудрон,

И с ревом страха тщился влезть

Табачный дым назад в салон.

Зловеще хохотала цепь

Машин на встречной полосе,

Но так же неподвижно степь

Плыла по сторонам шоссе,

Пока не втягивало в шнек

Ее в окошках боковых,

Пока ее не плющил бег

В бесформенный зеленый жмых

И не выхаркивал назад, -

Но чаще в зеркальце гляди

На прежний неподвижный лад,

Смыкающийся позади.

С кем бы ты ни забыла меня -

Никогда ты меня не забудешь;

Из сознанья мой образ гоня,

Всё же встречных с ним сравнивать будешь.

Ни секунды не думая мстить,

Отомщу я за все униженья:

Все сравнения будут растить

Где-то в горле комок пораженья.

Жизнь покатится, ровно скрипя,

С той же кладью и в том же пейзаже;

Между дел вспоминаю себя -

И злорадства не чувствую даже.

Потусторонней силою влеком,

Бреду от кабинета к кабинету,

Отравленным затоплен молоком,

Сочащимся из ламп дневного света.

Во встречных лицах ни кровинки нет;

Я знаю - жизнь с их трупными чертами

Разрознил этот ирреальный свет,

Под потолком трепещущий крылами.

И сам с собой разрознен я теперь,

Живя теперь одной надеждой зыбкой,

В заветную протискиваясь дверь

С бессмысленной покойницкой улыбкой.

Чтобы у входа прошлое стряхнуть,

Не нужно было никакой отваги.

Теперь мою просительную суть

Всю выражают мертвые бумаги.

Кошмар рассеется в конце концов

На солнце улиц, в отблесковой лаве:

Меня один из здешних мертвецов

Лишь росчерком пера воротит к яви.

В ночи вид путей железнодорожных

С моста походит на кисть руки,

Где рельсы, как вены в сплетеньях сложных,

Далекого сердца чуют толчки.

Тускло светятся, словно ногти,

На стрелках лиловые фонари.

Проплывают, в дрожи и сдавленном рокоте,

Локомотивы - пространств цари.

Но кончится мост - проёмы проулков

В окне побегут и пучки лучей;

Меня автобусная прогулка

На миг подняла над миром ночей.

Не этих, затопленных светом города,

А тех, что почили, мир охватив,

Где мчится, страх попирая гордо

И землю колебля, локомотив.

Я навеки в себе унесу,

Глубже всяких мучительных дум,

Громкий лепет сирени в грозу

И дождя оглушительный шум.

А усталость порой такова,

Что забвению нужно предать

Размышленья, расчеты, слова,

Чтоб опять это все увидать:

Как нечаянно смеркнется день,

И оконные звякнут пазы,

И замечется буйно сирень,

Убегая от темной грозы.

Обуяла, как род дурмана,

Нас привычная суета,

Мы не видим, что слишком рано

Опускается темнота.

Не смутясь ничуть, о никчемном

Увлеченно хлопочем мы,

Пусть сдвигаются в небе темном,

Словно мебель, громады тьмы.

По привычке мы о великом

Разрешаем забыть уму,

Пусть в высотах с тигриным рыком

Взгромождается тьма на тьму.

Но великое в страшном реве

В ветровой врывается шум,

И коснеют на полуслове

Речь убогая, шаткий ум.

Буря форточки пролистает,

И внезапно через глаза

В потрясенный мозг прорастает

Мочковатым корнем гроза.