ЦЫПЛЁНОК Возможно, сам виновен я отчасти, Но зря меня считаешь ты подонком. Убила ты во мне цыплёнка страсти Большого. Был он бройлерным цыплёнком. В глазах его любовь моя сверкала, Ждал от тебя он зёрнышек участья, Когда б его ты нежно приласкала, Он стал бы птицей Рух двойного счастья. Но ты его отвергла, оттолкнула, Не выдала ни зёрнышка цыплёнку, Его-мои надежды обманула, Любви большой прислала похоронку. Теперь смеяться можешь ты, конечно, Цыпленочка, похоже, ждёт могила. Пытался он бороться безуспешно, Но снова ты пятой его давила. Сводил он к переносице глазёнки, Пищал под грубой мощною пятою… Бывают беспощадными девчонки, Не все они сияют добротою. На слэнге ты, по фене можешь ботать, А считал тебя себе достойной, Тебе б на птицефабрике работать Убийцею на линии убойной. Познала в совершенстве ты искусство Лишать мужчин надежды огроменной, Прощай, едва родившееся чувство, Прощай, цыплёнок страсти убиенной. Зачем со мной и с ним была ты грубой? Убийца ты, и нет тебе прощенья. И каркает в душе моей безлюбой Родившаяся вовсе не беззубой Ворона беспощадного отмщенья. ИСПОВЕДЬ ГРАЖДАНИНА ТУГОДУМОВА, ИЛИ ВЛАСТЬ СМЕХА Человек я довольно угрюмый И живу я с людьми не в ладу, Но, объят невесёлою думой, На концерт маньеристов иду. Я придирчиво стул выбираю, Мрачный дядя – вот-вот укушу. Я сижу, желваками играю, Но поэтов я как бы прошу: «Рассмешите меня, рассмешите! Где прославленный ваш юморок? Ну-ка, чудо со мной совершите, Перверните мой тёмный мирок…». В зале – гвалт, все вокруг веселятся, Все довольны и счастливы, но Я иду в гардероб одеваться, Бормоча: «Не смешно… Не смешно!». Ухожу я с концерта угрюмый, Растворяюсь в морозной пыли, Вновь объят невесёлою думой: «Маньеристы… И что в них нашли?». Потечёт за неделей неделя, Буду я вспоминать их стихи, Улыбаться начну еле-еле: «Ха-ха-ха. Хо-хо-хо. Хи-хи-хи…». Постепенно потом, поэтапно До меня смысл их шуток дойдёт И начну хохотать я внезапно, Открывая щербатый свой рот. Я в метро хохочу, в магазине И в бесплатный зайдя туалет, И глядят изумлённо разини Мне, такому смешливому, вслед. Да, я стал хохотунчик-парнишка, Поубавилось сразу проблем. Я, хихикая мелко, как мышка, На концерты спешу ОКМ. Что же раньше я жил, как пропащий, Неулыбчивый, прямо как труп? Пусть прохожие видят всё чаще В моём рту мой единственный зуб. УТРО МАНЬЕРИСТА Встать рано, полистать де Лиль-Адана, Пока готовят завтрак за стеной, Под шум прибоя гладить павиана По шёрсточке упругой и цветной, И, глядя вдаль, с бокалом мазаграна В одной руке, с улыбкой размышлять: «Где взять алмаз голландского ограна, что обещал Возлюбленной прислать?» ОТ БЭККИ ТЭЧЕР ДО ДЖУЛЬЕТТЫ… От Бэкки Тэчер до Джульетты – Почти хрустальная пора. Уже потом – огни, поэты И выпускные вечера, Уже потом – веранды, грозы, Потом – веранда и гроза, Вдвоём – аккорды Чимарозы И – роковая пауза. Всё остальное – сны и сказки, Постой, вздохни и не нарушь! Нет ниже уровня опаски, Чем уровень влюблённых душ. Вы целовались так прилежно, Про всё на свете позабыв, Что стали музыкою нежной И шум волны, и звон олив. ЛАЗУРНЫЙ ГРОТ ВЕСНЫ, ПРОТАЛИНЫ И ПТИЦЫ… Лазурный грот весны, проталины и птицы, И солнечная пыль… А помните, мадам, Мы не хотели жить, Мы не могли проститься, Но голоса в саду кричали: «Чемодан!». Вы помните: гамак, дорожки с придыханьем, Сверкающий бассейн, волшебник-Стивенсон, Вечернее бордо И роз благоуханье… Всё это было сном? Какой чудесный сон! Откуда вы теперь? Как сердце благодарно! Скорей пойдёмте в сад, он помнит вас, princesse… Как я тогда страдал! Как вас терзал коварно: «Когда ваш муж опять уедет на конгресс?». |