Сквозь снеговую бахрому

Как бы подмигивают зданья.

Им ведомо: я их возьму

Для чувственного обладанья.

Люблю я быть в толпе один -

Там, где расплавленная смальта,

На лед стекая из витрин,

Его проела до асфальта.

Я хаотично движусь там,

Подвластен странному хотенью,

Преследуемый по пятам

Своей аляповатой тенью.

И вдруг закладываю крен

С улыбкой похотливо-сладкой,

Чтоб каменные струпья стен

Ощупать в уголке украдкой.

Гляжу я с нежностью во тьму:

Она, дома макая в битум,

Узор выводит по нему,

Слезящихся кристаллов ритм.

Облюбовав себе крыльцо

При выходе из магазина,

Гляжу я в каждое лицо

С бесцеремонностью кретина.

В дымок витринного стекла

Я влипнуть норовлю щекою,

Чтоб гладь холодная текла

В меня, как вещество покоя.

В белизну этой будничной рани

Я гляжу, как запойный кутейник.

Облетевшая липа в тумане

Возвышается, как муравейник.

Я свободен, но мне неизвестно,

Как воспользуюсь этой свободой,

Если в мире все мутно и пресно,

Как в воде с разведенною содой.

Жалкий опыт лежит за спиною:

Те, что пройдены в юные годы

И по пальцам сосчитаны мною, -

Все пути приложенья свободы.

Так безжизненны стен вертикали,

Так асфальт подметенный бесплоден,

Что себе я втолкую едва ли:

Ты свободен, свободен, свободен.

И паденье листа по спирали,

Отрицая такую возможность,

То внушает, что хуже печали:

Безнадежность, одну безнадежность.

Опара зелени взошла,

В ней вязнул груз пятиэтажек,

Круглились кленов купола

С системой веточных растяжек.

С них листья массой плоскостей

Срезали мелкие сегменты,

И было все - набор частей,

Слагаемые, элементы.

И утомленно в забытьи

Я прикрывал глаза под солнцем,

Но вспархивали воробьи

Порой пузатым веретенцем.

И, быстро проясняя взор,

Я видел ветра продвиженье.

Частей разрозненных набор

Им приводился в сопряженье.

Бутыль зеленого стекла

Толчками в кронах проливалась,

А на асфальте тень жила

И полной рюмкой колебалась.

И кто-то брел издалека,

Листву расплескивал стопою,

И вереницей облака

За ним тянулись к водопою.

Объединялось естество

Сверх внутренних разграничений -

Вот так приходит торжество

Венцом для творческих мучений.

Скакал проселком отдаленным

Автомобиль, махая саблей;

Коровы над лужком зеленым

Висели группой дирижаблей;

Меж вётел озеро застыло -

Точь-в-точь поднос цветной капусты;

Пейзаж подтачивали с тыла

Гуденья, шорохи и хрусты.

И зренье грузно облетало

Квадраты севооборота,

Где бесконечность отдыхала, -

Но шла сама ее работа.

И в неподвижном запустеньи

Пространства силы не почили, -

И борону огромной тени

Волы небесные влачили.

И та же мощь в меня вселялась

Бесстрашием и постоянством,

Которая осуществлялась

В самом бездействии пространством.

Мой взгляд утопает в темнеющих видах,

Где тьму распыляют межлистные норы.

Вечерние травы - как замерший выдох,

Как шепот затихший, живут их узоры.

Пиявицей сумерки к взору припали,

И зренье теряют безвольные вежды,

И в толщу затишья с предметов упали

Движенье и звук, как обуза одежды.

И просится сердце в затишье природы,

Чтоб скрыться, как птица, в межлистном провале,

Чтоб листьев ночных многослойные воды

Нежданно и нежно его овевали.

Весь двор мне виделся с балкона

(А взгляд мой чрезвычайно меток)

Дырявой кисеей зеленой,

Обвисшей на распялках веток.

Где кисти с краю колыхало

Воздушною струею слабой,

Автомашина отдыхала,

Как помесь жужелицы с жабой.

А лапы липы были плоски,

Как ряска темного болота,

В них вязли птичьи отголоски -

И вновь чеканились без счета.

С коробчатых уступов зданья

Сходил мой взгляд, безмерно зорок,

Для сладостного обладанья

Всей совокупностью задворок.

И чтобы мне полнее вникнуть

В надежность стен родного дома,

Хотел прохожих я окликнуть,

Хотя мы были незнакомы.