Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

* * *

Рифмоплеты сочиняют –
Лишь перо бы почесать;
Суть при этом затемняют,
Ибо не о чем писать.
В мутных водах изложенья
Часто тонет сам предмет…
Не для самоублаженья
Пишет истинный поэт.
За перо он не берется,
Непохож на тьму писак,
Коль неясным остается,
Что писать, о чем и как.
Словно кормчий остроокий,
Он обходит за версту
Пустословье, экивоки,
Напускную темноту.
А когда слова по теме
Потекут наперебой –
Лик читателя всё время
Видит он перед собой.
Ведь читатель тоже трудно,
Замороченно живет,
И поэт не пишет нудно
И шарад не задает.
Тем же, кто его пиесы
Вживе смел критиковать,
Будут в преисподней бесы
Вирши Бродского читать.
Эта мука будет длиться
Миллионы долгих лет,
А на небе веселиться
Будет праведный поэт.
И к Марии он, и к Марфе
В гости будет прилетать,
Будет, возгремев на арфе,
Так пред Богом распевать:
“Пусть поэта жребий труден,
Пусть зоил к нему суров, –
Воздаянием не скуден
И теперь Господь миров”.

* * *

Толпа в период разорения
На нас, поэтов, смотрит строго –
Ей всё мерещится, что гении
Не трудятся, а тратят много.
Мы жизнь ведем недостохвальную,
Я этой истины не прячу, *
Но иногда мы колоссальную
Приносим обществу отдачу.
Поэт в домашней тихой пристани
От жизни спрятаться не может,
И взгляд его, холодный, пристальный,
Людей чувствительных тревожит.
Он видит всю их подноготную
И он расстроен тем, что видит.
Начало грубое, животное
Он в людях люто ненавидит.
Толпа поэту не указчица,
И ей, что в скверне закоснела,
Он демонстрирует изящество
Души, а иногда и тела.
Толпа сперва слегка обидится,
Затем – возвысится душою;
Я сам поэт, и так мне видится
Мое значение большое.

* * *

С богатыми интеллигентами
Наш Орден в ресторане пил.
“Я покажу вам танец с лентами!” –
Вдруг Пеленягрэ завопил.
Сочли мы это глупой шуткою,
Но он вскочил, отбросив стул,
И тишина повисла жуткая,
Утихли звяканье и гул.
И бойко, как артистка Вишнева,
По залу Виктор заскакал.
“Должно быть, парень выпил лишнего”, –
Заметил некий аксакал.
“Умолкни, существо бескрылое, –
Я старикану возразил. –
Пойми, что творческою силою
Поэт себя перегрузил.
Пугают публику мещанскую
Его большие башмаки,
Его подскоки молдаванские
И гагаузские прыжки.
Но если силушку по жилочкам
Не разнесет лихой галоп –
Не сможет он подсесть к бутылочкам
И взяться вновь за эскалоп.
К чему дивиться на поэтовы
Скачки, прыжки и кренделя?
Ведь не снесет его без этого
Родная мать сыра земля”.

* * *

Чужие сочиненья править,
Чужие строки исправлять –
Не может это нас прославить,
Но может греть и забавлять.
Коль ты мужчина и редактор,
А не мокрица и слизняк,
То ты прокатишься, как трактор,
По сочиненьям всех писак.
Красоты, образы, сравненья,
Что там и сям торчат, как хуй,
Выравнивай без сожаленья,
Без всякой жалости трамбуй.
И на открывшейся равнине
Ты захохочешь – потому,
Что возвышенья для гордыни
Здесь не найти уж никому.
Никто глумиться над собратом
Уже не сможет больше здесь,
И борзописцам нагловатым
Придется поумерить спесь.
Будь ты поэт или прозаик,
Будь ты лощеный сценарист,
Будь пишущий про мелких заек
Натуралист-анималист, –
Все на пространстве ровном этом
Постигнут суть моих идей,
Обласканы, как мягким светом,
Исконным равенством людей.

* * *

Я был весьма трудоспособен
И нищих люто ненавидел,
Был с ними неизменно злобен
И многих попусту обидел.
Им только водочки желалось,
Чтоб как-то справиться с мигренью,
В моем же взоре отражалось
Лишь безграничное презренье.
Им только хлебушка хотелось
Без всяких видов на колбаску,
Но черт моих окаменелость
Лицо преображала в маску.
И маска грубо изрекала,
Борясь с нахлынувшей зевотой:
“Вас много тут, а денег мало,
Покуда цел, иди работай”.
Я сам, трудясь до изнуренья,
Всё стать писателем пытался,
И вот теперь до разоренья
Закономерно дописался.
Теперь и я на паперть вышел,
Хотя и с крайней неохотой,
И от богатеньких услышал:
“Покуда цел, иди работай”.
Никто не хочет поделиться,
И, словно в некой страшной сказке,
Исчезли дружеские лица,
Вокруг остались только маски.
192
{"b":"90519","o":1}