Судьба трансформера Я сейчас некрасивый и старенький, закрывает ширинку живот, а когда-то в цветастом купальнике я встречал свой семнадцатый год. Был я девушкой стройной и чистенькой, не ширялся я и не бухал, жил с барыгой крутым на Пречистенке и на море всегда отдыхал. Надоел мне барыга пархатенький, и когда его вдруг замели, распорол я подкладку на ватнике, где хранил он шальные рубли. Побежал я к хирургу известному, чтобы срочно мне пол поменял. Он мотню мне приделал по честному, а на сдачу мозгов насовал. А мозги у поэта покойного накануне он вынул, урод. Нежил взоры я ножкою стройною - стал я рифмами тешить народ. Неожиданно быстро прославился, всех смелей я писал про любовь. Тот, кто чувствами сладкими маялся, шёл на встречи со мной вновь и вновь. Нежным Гитлером русской поэзии назвали адепты меня... Мной в те годы все девушки грезили, отдавались, серьгами звеня. Но бывали с девчонками казусы: просыпаюсь порой и кричу, и пытаюсь от милой отмазаться - я мальчишку, мальчишку хочу! А издатели стали подначивать: ты мальчишек, мол, тоже вали, надо нам тиражи проворачивать, надо, чтобы к нам педики шли. Устоял я, хоть было и тяжко мне, поломал я издательский раж, мужиков с их шерстистыми ляжками облетал стороной мой кураж. Стал в стихах я хулить мужеложество, издеваться над геями стал, и стихи про их гнусь и убожество на концертах всё чаще читал. И чем хлеще шельмую я педиков, тем отвратней становится мне. Проклял я медицину и медиков, стал ширяться и жить как во сне. С кем ширялся, с кем пил я и трахался, перестал я совсем различать, коль за дозу ко мне ты посватался, будешь секс от меня получать. Я, с глазами от герыча жуткими, напомаженный, пьяный в говно, на бульварах стоял с проститутками, позабыв, что пацан я давно. Жизнь моя, как какашка козлиная, разгоняясь, катилась с горы. Погружался в такие глубины я, что стихов не пишу с той поры. Наркодилером нынче работаю, хоть ширяюсь, но меру блюду, и в мальчишек, и в девок с охотою загоняю иглу и елду. Сонет-совет неразборчивому Быкову Дмитрий, Дмитрий, не надо противиться чувствам вкуса, достоинства, меры, погодите, и вам посчастливится заслужить благосклонность Венеры. Кто вокруг вас? Одни нечестивицы - ни ума, ни красы, ни манеры, речь нелепа, как танк из фанеры, пахнут потом, от Гайдена кривятся. Вот Григорьев, паршивая бестия, тучен, рыж и всё время икает, а и то он боится бесчестия и индюшек тупых не ласкает - он их гонит обратно в предместия. Так всегда маньерист поступает! Сонет о противоположностях Ты говоришь: я не такая. Но я ведь тоже не такой! Ведь я, красы твоей алкая, ищу не бурю, но покой. Из сердца искры выпуская, гашу их нежности рукой: прильну к твоей груди щекой, замру, как мышка, и икаю. Ты не берёза, ты ледник - зажечь тебя я не пытаюсь, я, словно чукча, льдом питаюсь, мечтая выстроить парник. Из нас бы сделать парничок - какой бы вырос в нём лучок! СОЛНЦЕ (дважды зеркальный сонет) Когда лазурью с золотом лучится безоблачный и ясный небосклон и мир подлунный солнцем упоен, я радуюсь как деревце, как птица. Смотрите, говорю я, в колеснице победно мчит отец наш, Ра-Аммон. Да нет, мне говорят, то Аполлон с ватагой Муз играет и резвится. И все прекрасно знают: небылица и Ра-Аммон благой, и Аполлон. А тем, кто в низком звании рожден, напомнит солнца диск две ягодицы, ну, то есть, задницу напомнит он (издревле попке всяк готов молиться). Вот старый педик, взор его слезится, сияньем солнца полуослеплен, о шалостях былых тоскует он, и тога сзади у него дымится. Вот юный гетер: кинутый девицей, стоит в кустах, отросток раскален, он в солнце словно в девушку влюблен, и солнышко на ось его садится. И я был юн, и я был окрылен, искал любви, как дурачок Жар-птицу, и, глядя на Ярило, дергал спицу. Теперь, когда я жизнью умудрен, милей мне первый робкий луч денницы, когда из-за холмов чуть брезжит он. Меня не возбуждают ягодицы, когда весь зад бесстыдно оголен - люблю, когда покров там прикреплен и виден верх ложбинки баловницы. Люблю романов первые страницы, пока я в сеть еще не уловлен, пока красотка не возьмет в полон - и вдруг из солнца в жопу превратится. |