Вдохновение – мать всех нелепых стихов,

Ведь оно позволяет их быстро катать;

В искупленье моих бесконечных грехов

Я их должен порой с отвращеньем читать.

Временами случается злобе достать

До последних глубин, до глухих потрохов,

И тогда я мечтаю свирепо восстать,

Как Улисс на зловредных восстал женихов.

Вдохновенные авторы, я за версту

Отличу вас в любой человечьей толпе,

Ненадежен расчет на мою доброту, –

Я не добрый – напротив, чудовищно злой.

Я спокойно лежу на моем канапе,

Но в мечтах пробиваю вам глотки стрелой.

О хлебе насущном не думай,

Иначе рехнешься вконец.

Подточенный низменной думой,

Склоняется к праху певец.

И возится в прахе – угрюмый,

Безрадостный, словно скопец,

И манит ничтожною суммой

Его разжиревший купец.

Шутя относиться к доходам,

Стараться их все разбазарить –

Лишь так воспаришь в торжестве,

А также стремясь мимоходом

Лабазника тростью ударить

По толстой его голове.

Пусть размеренно-ласково пена

Застилает морской бережок –

Знай, что прячется в море скорпена:

Это рыба такая, дружок.

Вся в шипах, в безобразных наростах,

В пятнах мерзостных цвета говна.

Увидать ее в море непросто,

Ибо прячется ловко она.

Подплывает скорпена украдкой,

Чтоб купальщик ее не зашиб,

А подплыв, в оголенную пятку

С наслаждением вгонит свой шип.

И надрывные слушает вопли

Из укрытья скорпена потом.

Очень многие просто утопли,

Познакомившись с жутким шипом.

Не спасут тебя водные лыжи,

Не помогут гарпун и весло.

Если кто, изувеченный, выжил,

То такому, считай, повезло.

Ненасытная водная бездна

Потеряла свой счет мертвецам.

Всё бессмысленно и бесполезно –

Понимаешь ты это, пацан?!

Понимаешь ты это, гаденыш,

На морскую глядящий волну?!

Если ты наконец-то утонешь,

Я с большим облегченьем вздохну.

Там, где камни купаются в пене,

Буду пить я хмельное питье,

Размышляя о грозной скорпене,

О могуществе дивном ее.

В моем уютном уголке

Не нравится иным ослам –

В нем пауки на потолке

И уховертки по углам.

Так внятно говорит со мной

Моих апартаментов тишь:

Паук звенит своей струной

И плинтус прогрызает мышь.

Я запретил людской толпе

Входить в мой тихий особняк –

Мне надо слышать, как в крупе

Шуршит размеренно червяк.

Я слышу, двери затворя

От надоедливой толпы,

О чем толкуют втихаря,

Сойдясь в компанию, клопы.

Чтоб тишь в квартире уберечь,

Остановил я ход часов.

Я тараканов слышу речь,

Ловлю сигналы их усов.

Мне хочется уйти во тьму,

Не говорить и не дышать,

Чтоб бытию в моем дому

Ничем вовеки не мешать.

Мотылек отлетался, похоже –

В паутине болтается он.

К паутинной прислушавшись дрожи,

Сам паук покидает притон.

“Ну, здорово, здорово, залетный, –

Обращается он к мотыльку. –

Все вы ищете жизни вольготной,

Все влетите в силки к пауку.

Всем вам нравится чувство полета,

Все вы ищете легких путей.

Нет чтоб сесть и чуток поработать,

Наплести и наставить сетей.

Но любое занятье нечисто

Для такой развеселой братвы,

Потому и всегда ненавистны

Насекомым трудящимся вы.

Всё равно ваш полет завершится

Цепенящим паучьим крестом,

Я же рад и за правду вступиться,

И себя не обидеть при том.

Вам бы только нажраться нектару

И по бабочкам после пойти.

Час настал справедливую кару

За порочную жизнь понести.

Не тверди про святое искусство –

Эти глупости все говорят.

Приведут вас, голубчиков, в чувство

Лишь мои паутина и яд.

Погоди, от порхателей праздных

Очень скоро очистится Русь.

Изведу летунов куртуазных

И до бабочек их доберусь.

Помолись на дорожку, залетный –

Ты стоишь на таком рубеже,

Где ни крылья, ни нрав беззаботный

Ничему не помогут уже”.