Прекрасен темный кипарис

На фоне жгучей синевы;

Прекрасно с кручи глянуть вниз,

Где волны прядают, как львы.

Прекрасен дымный океан,

Прочерчен ходом корабля,

Но мне милей земля славян,

Моя угрюмая земля.

Славяне прячутся в лесах,

Ведь нелюдимость – их черта,

Угрюмый вызов в их глазах,

А чаще – просто пустота.

Они выходят из лесов,

Когда кончается еда,

И подломить любой засов

Не составляет им труда.

Над их лесами хмарь плывет

С утра до вечера все дни,

И по краям глухих болот

Торчат славяне, словно пни.

Но к морю ласковому лезть

Нет смысла для таких мужчин:

На пляже в девушке подсесть

Не может мрачный славянин.

Кавказец может, и семит,

И неотесанный тевтон,

А славянин чуть что хамит

И в драку сразу лезет он.

Но злобность этих мужиков

Не составляет их позор:

Она – от ясных родников

И от задумчивых озер.

Она – из чистых тех глубин,

Где дух таинственно живет.

За бездуховность славянин

Любому сразу в рыло бьет.

Свой мир славяне отстоят,

Скрутив охальника узлом –

Чащобы вдоль гранитных гряд,

Мочажины и бурелом.

А с пиний всё течет смола,

И вновь магнолии цветут,

И женщин смуглые тела

Мелькают дерзко там и тут.

Но где-то за хребтом лежит

Земля неласковая та,

Где у мужчин свирепый вид

И пахнет водкой изо рта.

Я вправе нежиться в тепле,

Но должен размышлять при том

О милой сумрачной земле

Там, за синеющим хребтом.

Хвою полируя, ветер свищет –

Из-за гор примчавшийся норд-ост,

Но железных сосен корневища

Беспощадно вклещились в откос.

Я пьянею – сиплый рев прибоя,

Шум вскипающий листвы и трав,

Сиплый перезвон шершавой хвои

В слух единый немощный вобрав.

От порывов и скачков бесплодных,

Овладевших берегом лесным;

От несчетных колебаний водных,

Связанных течением одним;

От небес, в неведомую гавань

Флот несметный вздумавших пустить,

Взгляд бессильно падает на камень,

Всех движений не сумев вместить.

Кажется – усвоишь все движенья,

В них врастешь, как дальний плавный мыс,

И откроется для постиженья

Действа развернувшегося смысл.

Но неисчислимо многоуста,

Многолика сцена эта вся,

И бессильно отступают чувства,

Только смуту в душу принося.

Грозно развивается интрига,

Молнии просверкивает бич.

Можно всё лишь на обрывок мига,

Краем разумения постичь.

Множества сошлись в одной работе,

Многосложный замысел верша,

Но в единственном мгновенном взлете,

Может быть, поймает суть душа.

Бродильный запах лезет в нос,

У парапета спят собаки,

Отбросы в хороводе ос

Помпезно громоздятся в баке.

Орет пронзительно дитя,

Как будто перебрав спиртного,

Фотограф, галькою хрустя,

Дельфина тащит надувного.

Стремясь дополнить свой обед,

Пузаны покупают фрукты,

И, неотвязный, словно бред,

Свое долдонит репродуктор.

Вся эта дрянь за слоем слой

К нам липнет медленно, но верно,

Но только взгляд очисти свой –

И сразу опадает скверна.

Взгляни с уединенных круч,

Как строит неземная сила

Треножник из лучей и туч,

Чтоб в жертву принести светило.

Что ты всё ухмыляешься, Клинтон,

Что тебя веселит, дурачок?

Взять и вдарить увесистым клинтом

В дерзко вздернутый твой пятачок.

И когда это дело случится,

Не помогут зеленка и бинт.

Не желаешь ли осведомиться,

Что такое по-нашему “клинт”?

Но об этом тебе не скажу я,

Ты об этом узнаешь и так –

В час, когда Мировому Буржую

Нашим клинтом расквасят пятак.

И с мешков, где шуршат миллионы,

Он повалится, злобно бранясь.

Разбегутся его миллионы,

Потеряв управленье и связь.

Тараканом забегает Клинтон

У себя в вашингтонском дому.

Он поймет: с подступающим клинтом

Совладать не под силу ему.

Сменит он людоедской гримасой

Свой улыбчивый имидж тогда

И, нагруженный денежной массой,

Побежит неизвестно куда.

На земном не останется шаре

Буржуазных тлетворных дворцов,

И тогда на политсеминаре

“Что есть КЛИНТ?” – я спрошу у бойцов.

“Коммунизм, ленинизм, интернаци-

Онализм и народный триумф!” –

Так ответят товарищи наши

И добавят застенчиво: “Уф!”