В те дни, когда я как бы оформлялся

И только начал опусы плодить,

Я сделаться писателем поклялся –

Теперь пора итоги подводить.

Я образцово справился с задачей,

Прорвался я в литературный цех.

Я литератор, а не хуй собачий,

И требую почтения от всех.

Теперь меня, как прыщ на видном месте,

Не так-то просто взять и сковырнуть.

Я – человек без совести и чести

И не стесняюсь этого ничуть.

На женщин я взираю жадным оком

И коньячок для вдохновенья пью,

И чтобы потакать своим порокам,

За денежки любого воспою.

Моральная подвижность для поэтов

Есть генератор творческих идей.

Приятно быть превыше тех запретов,

Что отравляют жизнь простых людей.

Теперь стихи пишу я без помарки,

Когда дадут мне денежки толчок,

А для чего? А для того, чтоб в парке

Посасывать на травке коньячок.

Чтоб недвусмысленные предложенья

Всем праздным дамочкам адресовать

И выгоды от нашего сближенья

Хотя бы вкратце им обрисовать.

А так как дамы от природы робки,

Поярче надо все обрисовать,

И бьется эхо в черепной коробке:

“Совать, совать, совать, совать, совать”.

Я человек весьма развратный,

И оттого ко мне прилип

Так называемый возвратный,

Всю душу вымотавший грипп.

Морально я весьма нестоек,

И за свои полсотни лет

Посредством девок и попоек

Сгубил я свой иммунитет.

Любые пошлые микробы

Теперь меня сбивают с ног.

О Муза, я у двери гроба!

Осталось пересечь порог!

Но в самый миг пересеченья

Замру я с поднятой ногой.

Да, эта жизнь – одно мученье,

Но что мы знаем о другой?

А вдруг там надо быть бесполым,

Вино и девок презирать

И целый день с лицом веселым

Для арфы опусы играть?

Вдруг мне, писателю в законе,

Велит ходить Верховный дух

В каком-то пидорском хитоне

И с парой крыльев, как петух?

Соплю я ударяю оземь

И говорю:”Шалишь, сопля.

Возможно, все мы унавозим

Собой российские поля;

Возможно, соплеход, густея,

Меня задушит на корню,

Но облегчать его затею

Покуда я повременю –

Пока еще не прочь девчонка

Передо мной задрать подол,

Пока зовет на поросенка

Меня брадатый хлебосол.

Журналист Николай Раскаленный

Был по взглядам пугающе лев.

Он вбуравливал зрак раскаленный

Прямо в очи доверчивых дев.

И, расслабившись, девы решали

Не перечить такому борцу,

Чтобы власть буржуа на земшаре

Подошла поскорее к концу.

Раскаленный был вечно не в духе,

О несчастной России скорбя,

И срывал он с девчонок косухи,

Чтобы как-то утешить себя.

И в такой пребывал он печали,

И Россию любил до того,

Что в конечном итоге зачали

Все девчонки в ячейке его.

Но известие вдруг разнеслося

И повергло всех в ужас оно:

Состоял в ФСБ на подсосе

Николай Раскаленный давно.

И помимо всего этот дятел

По заданью своей ФСБ

Специально девчонок брюхатил,

Чтоб создать им помеху в борьбе.

Но самцом оскорбленная баба

Пострашней, чем любой сталинист,

И в подсобке партийного штаба

Был кастрирован тот журналист.

Гордый орган, которым пробиться

Мог писака хоть к центру Земли,

Наподобье кровавой тряпицы

Был затоптан в чуланной пыли.

И толпа истязательниц гневных

Рассосалась, угрозы цедя.

Разорвал на бинты себе евнух

Пыльный вымпел с портретом вождя.

С той поры на партийные сходки

Раскаленный уже ни ногой

И статейки за подписью “Кроткий”

Издает он в журнале “Другой”.

Пишет он о косметике, модах

И как стряпать бойфренду еду.

Приобрел он двойной подбородок

И заметно раздался в заду.

В заведеньях, неведомых женщинам,

Он сидит и смакует абсент

И о Путине с видом застенчивым

Говорит:”Это мой президент”.