Тяжелая бутылка с испанским коньяком,

И комната пропахла заморским табаком.

Бананы, апельсины и пепел на столе,

И господа поэты уже навеселе.

По улице во мраке бегут огни гуськом,

А от щелястой рамы всё тянет холодком,

И делается зябко - как будто в мертвой мгле

Плывем мы, чуть качаясь, на утлом корабле.

Последнюю копейку мы ставим на ребро

И снова опоздаем к закрытию метро.

Пора бы расставаться - но страх не превозмочь:

Как мало нас, о Боже, и как огромна ночь!

И вновь, пока трамваи не прознобят Москву,

По волнам опьяненья с друзьями я плыву.

Желаешь ты вкусить пьянящего питья,

Однако же учти - не всем оно полезно:

Обрушится душа похмельная твоя

В провал депрессии, в раскаяния бездны.

Ты не из тех людей железного литья,

Которым все твои мученья неизвестны.

Взгляни: вот он бредет, упившись как свинья,

Но сожаленья здесь смешны и неуместны.

Поверь, что выпил он не меньше твоего,

Но у него в душе не дрогнет ничего,

А у тебя в душе - унынье без просвета.

Твоя рефлексия его не поразит,

Он только замычит и пальцем погрозит,

И ты уже поймешь, что это - муж совета.

Повис в моей уютной келье

Неполноты унылый звон.

Взяв денег на хмельное зелье,

Оделся я и вышел вон.

И громом пьяного веселья

Я был в тот вечер оглушен,

Уплыв в разгул с одною целью:

Понять, чего же я лишен.

Какие мы несем убытки!

Все деньги мигом вылетают,

Ругают нас и даже бьют

За наши тщетные попытки

Понять, чего нам не хватает,

Что отравляет нам уют.

Пей водку, друг, зане вино теперь

Нам сделалось уже не по карману;

Пей, веселись и нерушимо верь

Столь милому тебе самообману:

Что лишь на миг богемному дурману

Поддался нынче ты, а чуть за дверь,

Как вмиг приступишь к пьесе иль роману

И из разгула выйдешь без потерь.

Но более достоин уваженья

Тот, кто не принял самоутешенья,

И коль к распаду рок его влечет,

Он сможет с миром ярко распрощаться,

Всё понимать, ничем не обольщаться

И отдавать во всем себе отчет.

Вздорная неженка, черный цветок,

Я и в толпе без тебя одинок.

Не говорю я тебе: <Отпусти> -

Мне эту жизнь без тебя не снести.

Должен в душе я свиданье нести,

Словно копеечку в нищей горсти.

Я без него только боли комок,

Не разбирающий лиц и дорог.

Пусть я лишь сумрачный делатель строк,

Пусть свою жизнь я устроить не смог,

Пусть не дано мне тебя обрести -

Не исчезай, издалече свети,

Чтоб улыбался я людям в ответ,

Видя хоть издали чистый твой свет.

Будь я богом, я жизнь бы разрушил твою,

Изменил бы супруг, отступился бы друг,

Стариков ты схоронишь - былую семью,

Околеет собачка любимая вдруг.

Я ревную к работе твоей и жилью,

К развлеченьям твоим, к щебетанью подруг.

Будь я богом, я жизнь бы разрушил твою,

Заключил бы тебя в заколдованный круг.

Чтобы все в этом круге дотла истребить,

Чтобы прошлую жизнь в твоем сердце стереть,

Все житейские связи нещадно рубя;

И воистину вправе я так поступить,

Потому что готов за тебя умереть,

А быть может, и умер уже за тебя.

Коньяк, лимон, и в легкий разговор

Вплетается любви несчастной тема,

И мы взахлеб хохочем. Мы - богема,

Для нас вся жизнь - нелепица и вздор.

Любимая, последней из опор

Лишился я, но это не проблема:

Спокойную гармонию Эдема

Заменит мне цыганский буйный хор.

Я не корю тебя своим недугом:

Пусть не желала ты за недосугом

Не то что внять, а хоть порой щадить,

Но не себя в беде, в дурацкой роли -

Тебя мне жаль за то, что этой боли

Вовек ты не сумеешь ощутить.

Однажды написал великий дю Белле,

Что, мол, поэзия - сама себе награда;

Что ж, бескорыстным быть мне поневоле надо,

Раз нет мне отклика на спятившей Земле.

Не пробудить людей, погрязнувших во зле;

Красавиц не увлечь: лишь деньги - их отрада;

И все ж я требую от песенного лада,

Чтоб я порой имел мясцо в своем котле.

Кто прибыль мне сулит, того я и прославлю,

А самого себя я в грош давно не ставлю -

Всем безразлично то, что деется со мной.

Согражданам плевать на искреннее чувство,

Так пусть же за себя как может мстит искусство,

Заставив этот сброд слегка тряхнуть мошной.