Весна! Домучились и мы... Весна! Домучились и мы До радостной поры. Шлепки и прочие шумы Вернулись во дворы, И царь природы, обретя Способность двигаться, хотя И спотыкаясь, как дитя, - Выходит из норы. Мороз - угрюмый, как монах, И злой, как крокодил, - Ему готовил полный швах, Но, знать, не уследил. И вот он выполз, троглодит, И с умилением глядит - Из милосердья не добит, Но мнит, что победил. Ходячий символ, знак, тотем! Связующая нить Меж тем, что может быть, и тем, Чего не может быть! Заросший, брошенный женой, Но выжил, выжил. Боже мой - Какая дрянь любой живой, Когда он хочет жить! Весна! Ликующая грязь, Роенье, пузыри... Земная нечисть поднялась - Их только позови: Чуть отпустило, все опять Готовы жрать, строгать, сновать И заселять любую пядь Подтаявшей земли. Бродило бродит. Гниль гниет. Ожившая вода, Кусками скидывая лед, Снует туда-сюда. В бреду всеобщего родства Кустам мерещится листва. Зюйд-вест - дыханье божества - Качает провода. Горит закат. Квадрат окна Блуждает по стене. Усталый он и с ним она Лежат на простыне. Зловонный, дышащий, густой, Кипящий похотью настой, Живая, лживая, постой, Дай насладиться мне Не хлорной известью зимы, Не борной кислотой, Не заоконной, полной тьмы Узорной мерзлотой, Но жадным ростом дрожжевым, Асфальтным блеском дождевым, Живого перед неживым Позорной правотой. Воспоминание поэта о покинутой им возлюбленной Союз неравных двух сердец Чреват гробами, И вы расстались наконец, Скрипя зубами: Ты - оттого, что сытный брак Опять сорвался, Он - оттого, что, как дурак, Очаровался. Да, ты не стоишь одного Плевка поэта, И, что печальнее всего, - Он знает это. Да, ты глупа, жалка, жадна, И ваши встречи - Сплошная жуть. Но ты нужна, Как повод к речи. Зачем? Не проще ли простить, Забыв, забывшись? Но, чтоб лирически грустить, Нужна несбывшесть. Ты не хранишь и пары строк В мозгу убогом, Но твой удел - давать толчок, Служить предлогом. Свестись к идее. Означать. Не быть, а значить. Не подходить к нему. Молчать. Вдали маячить. Ты вдохновишь его, но так И лишь постольку, Поскольку вдохновит русак Его двустволку. Не вспоминая этих ног И этой пасти, Он не напишет восемь строк О свойствах страсти. Ты только жар его ума, Души причуда, Ты лишь предлог. А ты сама - Ступай отсюда! Восьмая баллада
И если есть предел времен, То зыбкий их объем Меж нами так распределен, Чтоб каждый при своем. Я так и вижу этот жест, Синклит на два десятка мест, Свечу, графин, парчу, -- Среду вручают, точно крест: По силам, по плечу. Нас разбросали по Земле -- Опять же неспроста, -- И мы расселись по шкале, Заняв свои места. Грешно роптать, в конце концов: Когда бы душный век отцов Достался мне в удел, Никто бы в груде мертвецов Меня не разглядел. Кто был бы я средь этих морд? Удача, коли бард... Безумства толп, движенье орд, Мерцанье алебард -- Я так же там непредставим, Как в адской бездне херувим, Как спящий на посту, Иль как любавичский Рувим, Молящийся Христу. А мне достался дряхлый век -- Пробел, болото, взвесь, Седое небо, мокрый снег, И я уместен здесь: Не лютня, но и не свисток, Не милосерден, не жесток, Не молод и не стар -- Сверчок, что знает свой шесток, Но все же не комар. ...Ах, если есть предел времен, Последний, тайный час, -- То век грядущий припасен Для тех, кто лучше нас. Наш хлеб трудней, словарь скудней, Они нежны для наших дней, Они уместней там, Где стаи легких времирей Порхают по кустам. ...Но нет предела временам И радости -- уму. Не век подлаживался к нам, А мы, увы, к нему. В иные-прочие года, Когда косматая орда Имела все права, -- Я был бы тише, чем вода, И ниже, чем трава. Я потому и стал таков -- Признать не премину, -- Что на скрещении веков Почуял слабину, Не стал при жизни умирать, И начал кое-что марать, И выражаться вслух, И отказался выбирать Из равномерзких двух. И запретил себе побег И уклоненье вбок, -- А как я понял, что за век, -- Об этом знает Бог. И не мечтал ли в восемь лет Понять любой из нас, Откуда ведает брегет, Который нынче час? |
