Я вновь рутины груз подъемлю

На утре трудового дня,

И снова вдавливает в землю

Привычный этот груз меня.

Сипят изъеденные бронхи

И жар толкается в виски,

Но если просто стать в сторонке,

Увязнут в глине башмаки.

Так нечего мечтать о бунте,

Кричать: “Куда вас всех несет!” –

Остановись на этом грунте,

И он всего тебя всосет.

Пусть далеко уже не юн ты,

Пускай простужен, – всё равно,

Подошвы отлепив от грунта,

Плетись со всеми заодно.

Вот так плетешься, слабый, потный,

О грузе думая своем,

И кажется – асфальт холодный

Стал вязким, словно чернозем.

И никого своей хворобой

Ты не разжалобишь, мой друг,

Осталось лишь пихать со злобой

Всех тех, кто топчется вокруг.

Ведь если б ты всю их породу

Сумел под корень извести,

То смог бы враз прибавить ходу,

Легко и весело идти.

Я по профессии писатель,

Причем особенного склада:

Пишу не по веленью сердца,

А ровно столько, сколько надо.

Нельзя быть слишком многословным

И отнимать чужое время.

Привык я выражаться кратко

И исключительно по теме.

Все любят юмор и сатиру,

Не зря я выбрал этот профиль.

Так легче превратить писанья

В консервы, крупы и картофель.

А иногда, пускай не часто,

В моем котле мясцо бывает.

Но больших выгод домогаться

Писателю не подобает.

Я знаю, сколько надо строчек,

Чтоб полностью насытить тело:

Я за часок их набросаю –

И прекращаю это дело.

Трудиться больше так же глупо,

Как по жаре ходить в калошах.

Уж лучше помечтать о сексе

И о других вещах хороших.

Бывают вопросы – как ствол пистолета,

Здоровью и миру грозящие так же.

“Не хочешь ли выпить?” – спросили поэта,

И он машинально промолвил: “А как же!”

Вернулся домой он под утро – без куртки,

В грязи, ухмыляясь пугающе криво,

Зато за ушами торчали окурки –

Он сам их туда заложил бережливо.

Он рухнул в чем был на семейное ложе,

Не слушая горестных стонов супруги,

Чудовищным храпом соседей тревожа,

Заставив собаку залаять в испуге.

Спят пьющие крепко, однако недолго,

От жажды поэт пробудился во мраке.

На кухне он пил и поглаживал холку

Несмело к нему подошедшей собаки.

Еще он не знал, что потеряна куртка,

Но чуял: потерь обнаружится масса.

Нашел за ушами он оба окурка

И тупо смотрел на них около часа.

А после из глаз его хлынули слезы:

За что эта доля над ним тяготеет?

За то ли, что, слыша прямые вопросы,

Он ложью ответить на них не умеет?

За что все вокруг на него ополчились?

За то ли, что гений и ложь несовместны?

“Не хочешь ли выпить?” – к нему обратились;

Он мог бы солгать, но ответствовал честно.

Хотел бы он плавать в безбрежности лета,

Но падает в грязь, как подбитая птица…

Бывают вопросы – как ствол пистолета,

И нечем поэту от них защититься.

По паркам проходя моим,

Я вижу светлого немало.

Вот вновь под дубом вековым

Собачка кучечку наклала.

Вот девушку два пацана

Ведут почтительно по тропке,

И стесняется она

Ладоней, гладящих по попке.

Вот скрыла лиственная вязь

Ватагу пьющих и курящих –

Они, тихонько матерясь,

Слегка дичатся проходящих.

Дойду по парку до ларька

И на последние копейки

Куплю бутылочку пивка,

Чтоб скромно выпить на скамейке.

Мамаши с деточками в ряд

Проходят мимо, словно павы…

Так что ж писатели корят

Нас за распущенные нравы?

Никто здесь никого не бьет,

Никто ничем не обижает.

Наряд ментов порой пройдет,

Но нас в тюрьму он не сажает.

У всех людей спокойный вид

И машут песики хвостами,

А если кто-то пошалит,

То это скрыто за кустами.

И потому, едва взгляну

Я на гулянье населенья,

Как всякий раз слезу смахну

Сочувствия и умиленья.

Плеваться в лестничный пролет

Для мудреца всегда приятно.

Мотаясь, вниз летит слюна,

Внизу щелчок раздастся внятно.

Как рухнувший воздушный змей,

Теряющий по лоскуточку,

Слюна летит, пока щелчок

На этом не поставит точку.

Не так же ль человек летит

Стремглав из этой жизни бренной

Среди таинственных перил

И лестниц сумрачной Вселенной?

И сколько он ни измышляй

Систем, индукций и дедукций –

Он не замедлит свой полет

Средь мрачных мировых конструкций.

Но пусть меня творец миров

Почтением не удостоит –

Я не слюна, а человек,

Со мною так шутить не стоит.

Способен мой свободный дух

Развить такое напряженье,

Чтоб тяготенье прервалось

И обратилось вспять сниженье.

Пусть я о мировую твердь

Расплющусь и навек исчезну,

Но прежде оскверню того,

Кто мною плюнул в эту бездну.