Вышел, качая елдой, толстый Приап на эстраду
В клубе закрытом одном, где отдыхал я вчера.
"Милые дамы, привет! - к дамам Приап обратился. -
Что притаились вы там? Ну-ка давайте ко мне!
Клуб ведь закрытый у нас, так что не надо стесняться,
Ну а за съемки у нас тут же дают пиздюлей.
С камерой скрытой на днях был тут один папарацци -
Камеру эту я сам в жопу ему затолкал.
Так что, девчонки, ко мне! Гляньте, как рвется в сраженье
Этот плешивый боец, за день набравшийся сил!"
Так восклицая, Приап щелкал себя по залупе,
И, как шлагбаум, в ответ грозно поднялся елдак.
Тут же все дамы, вскочив, бросились с ревом на сцену,
Стулья валя и столы, в давке друг друга тузя.
Перепугался Приап, не ожидавший такого,
И отшатнулся от дам, рвавшихся буйно к нему.
Пальцами щелкнул - и вмиг дамы застыли на месте,
Руки к нему простерев, выпучив дико глаза.
Заматерился Приап:"Вы охуели, коровы,
Бешенство матки у вас иль не ебет вас никто?
Что за махновщину вы здесь развели вместо ебли?
Ебли положенный строй кто вас учил нарушать?
С вами в такой толчее даже и я не управлюсь,
Мне в суматохе такой баб нежелательно еть.
Я не намерен терпеть в ебле такого разврата,
Междоусобной грызни, спешки и прочей хуйни.
Щас вот возьму и уйду, и никому не задвину,
Будете локти кусать, но не вернусь я уже".
После Приап поостыл и примирительно молвил:
"Прямо не знаю, как быть с вами, блядями, сейчас.
Стоит мне вас оживить, вы же меня заебете
Или, как грелку, меня в клочья порвете вообще.
Прямо не знаю, как быть. Скоро елда от раздумий
Может бесславно опасть, публику всю насмешив...
Эврика! Как там писал мудрый Гаврила Державин?
Ну-ка, поэт, подскажи",- и указал на меня.
Вмиг я смекнул, почему был упомянут Державин,
И прочитал наизусть милый старинный романс:
"Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнезды и свистели,
Выводили и птенцов;
Никогда б я не сгибался,
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков".
"Эврика!"- бог повторил, пальцами щелкнул, и тут же
Трепетом маленьких крыл клубный заполнился зал.
Это все женщины вмиг в маленьких птиц обратились
И на шлагбаум мясной живо слетелись они.
Стали елду теребить, нежно сжимать коготками
И понарошку клевать... Спорилось дело у них.*
И через десять минут млечным горячим зарядом
Выстрелил кожаный ствол прямо в притихнувший зал.
Официантку одну навзничь струя повалила,
Так что пришлось на нее брызгать боржомом потом.
Вот что бывает порой в клубах закрытых московских,
Мог ли Державин мечтать раньше о чем-то таком?
Эх, разогрели бы кровь клубы потомку Багрима!
В клубах любая мечта явью становится вмиг.
Этого хочешь? Изволь! Хочешь того? Ради бога!
Ну а потом и того, что и сказать-то нельзя.
Если с деньгами придешь и с полнокровной елдою,
Сможешь любую мечту запросто осуществить.
Если бы Пушкин воскрес - как бы он здесь оттянулся!
Правда, пришлось бы ему спонсоров прежде найти,
Ибо в долгах как в шелках вечно был этот бедняга...
Впрочем, не стоит о нем - мы-то ведь живы пока.
Раньше вкусить не могли мы исполненья мечтаний -
Эту возможность теперь нам подарил Капитал.
Прежние боги, увы, плохо людей понимали,
То запрещали и се,- но Капитал не таков.
Чуткость присуща ему и уважение к сильным -
К тем, что сумели в Москве как-то капусты срубить.
И потому, чтоб не быть неблагодарной скотиной,
Искренне, с теплой слезой благодарю Капитал
За исполненье мечты, за благосклонность Приапа,
За гонорары, за мир и абсолютно за все.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
* )
Вспомнил я Пушкина тут - строки из "Гаврилиады",
Те, за которые он столько терпел от попов:
"В ее окно влетает голубь милый,
Над нею он порхает и кружит
И пробует веселые напевы,
И вдруг летит в колени милой девы,
Над розою садится и дрожит,
Клюет ее, копышется, вертится,
И носиком, и ножками трудится..."
