66. Размешай мне коктейль из вина и из чистого спирта... Размешай мне коктейль из вина и из чистого спирта, Чтоб гремучая смесь забродила тревожно в крови; Размешай мне коктейль из страстей и из лёгкого флирта, И пусть ненависть в нём подсластит горьковатость любви. Размешай мне коктейль из кошмаров и слёз Мельпомены, Где играет орган и где ночь прорезают ножи; Размешай мне коктейль из лояльности и из измены, Из телесных грехов и прекрасных порывов души. Размешай мне коктейль из чрезмерностей меры - и меры, Где цепляется ум за безумья спасательный круг; Размешай мне коктейль из безверья и выгодной веры, Из эмоций слепых и рассудка, ослепшего вдруг. Размешай мне коктейль из соблазнов всех, коими черти Нас, плевавших на рай, умиляют, победно трубя; Размешай мне коктейль. Персонально. Из жизни и смерти. Ибо выпить его мне хотелось бы лишь за тебя. 67. Севильские ночи, фиесты, Ривьера... Севильские ночи, фиесты, Ривьера, Рубины заката в лазурной волне... Сойдите скорее с ума, Женевьева, Настолько, чтоб принца увидеть во мне! Фамильный мой замок, где вы - королева, Отвесная в море уходит стена... Сойдите скорее с ума, Женевьева, Настолько, чтоб выпить со мною вина! Обильно плодами познания древо, Но я не любил, да и не был любим... Сойдите скорее с ума, Женевьева, Настолько, чтоб клятвам поверить моим! Разбитая рюмка, божественность гнева И жизни моей оголённая нить... Сойдите скорее с ума, Женевьева, Настолько, чтоб в сердце мне нож не вонзить! 68. Скажите, каковы моих к вам чувств мотивы... Скажите, каковы моих к вам чувств мотивы? Тот факт, что вы милы, - одна лишь из причин. Я даже нахожу подчас, что вы красивы, Но эта красота и губит нас, мужчин. Вы не глупы собой. Имею подозренье, Что, более того, вы попросту умны. Однако женский ум, со многих точек зренья, Не есть бесспорный плюс, с другой-то стороны. Вы склонны своему рога наставить мужу; Я склонен потакать той склонности вполне, Но коль вы на рога щедры, то почему же Наставить трудно их при случае и мне? Вы телом и душой меня к себе влечете, Но нрав, опять же, ваш достаточно тяжёл. И спрашиваю я себя в конечном счёте - И что такого в вас я, собственно, нашёл? Я брошу вас. Зачем на вас себя я трачу, Духовное свое развитье тормозя? Я должен вас скорей забыть как неудачу, Как я доселе жил, так дальше жить нельзя! Я вырвусь наконец из замкнутого круга. Я Бога обрету, дай Бог мне долгих лет... И мне досаден лишь вид вашего супруга, Что, кажется, сейчас разрядит пистолет... 69. Сколь непрочна нашей связи нить...
Сколь непрочна нашей связи нить! Вы моя, увы, лишь ради денег, Ибо вас едва ли мог пленить Скальпа моего плешивый веник. До вершин любовных ваших Альп Не добраться, не купив билета. Вы с меня снимаете мой скальп, Позволяя сознавать мне это. Как хочу я эту нить порвать, С грустью застрелив вас из нагана! Но скрипит по-прежнему кровать В нашем с вами мире чистогана. 70. Скромность лепты Русский лес был красив, как в цветных иллюстрациях к сказке; В небесах стрекотал то наш "Юнкерс", то сокол-сапсан. В униформе Эс-Эс, в сапогах и в приплюснутой каске Я прочесывал "шмайсером" лес на предмет партизан. Шелестели дубы. Грациозно качалась берёзка. Загнивал партизаном не съеденный гриб-боровик. Успокоился дятел, схватив сотрясение мозга. Тарахтел где-то кляйн - как по-русски его? - грузовик. "Ненавижу войну. И ещё партизан ненавижу! - Прошептал я и длинную очередь дал по тайге. - Что мне в этой войне? Я обрел гонорею и грыжу, Да геройски был в задницу ранен на Курской дуге..." Размышленья прервали какие-то новые звуки. Кто-то шёл через чащу, сметая кусты на пути. "Вероятно, медведь," - рассудил я уж было в испуге, Но то был не медведь, а девчоночка лет двадцати. "Миловидна. Не то, что брунгильды берлинские наши. И похоже, мужчины не знала ещё никогда, - плотоядно решил я, сам женщин давненько не знавши, - Что ж, раз так, то легко поправима такая беда..." - Хенде хох, - произнёс я приветливым, ласковым тоном, Презирая себя за затасканный малость пролог. Лорелея уставилась взглядом железобетонным, Что в вину в обстоятельствах данных вменять я не мог. Блеск славянских очей отливал сверхъестественной синью; Выраженье же их с тою синью являло контраст. "Да, - подумал я с грустью, - придется прибегнуть к насилью. Добровольно мне эта малютка, пожалуй, не даст..." - Партизанен? - Спросил я девчонку, нахмурившись строго, И на русском, что знал из допросов с работой в связи, сообщил ей: - Я, фройляйн, сейчас полюбить вас немного... - Деформировав наше тевтонское "их либе зи". Отобрав у дикарки большую бутыль самогона, Каковую она партизанам, должно быть, несла, Я глоток совершил грамм на двести, рыгнул беспардонно И осклабился, как воплощенье вселенского зла. - Подавись же, козёл! - рассмеялась презрительно, На арийский мой лоб налагая славянский плевок. Я заехал прикладом ей в личико в приступе гнева; Фройляйн пала без чувств, и я в чащу её поволок. - Ненавижу войну, - бормотал я в слезах, одержимо избавляясь от "шмайсера" и от тугого ремня, - До чего же нацистского я не приемлю режима! Наш майн-фюрер скотина и сделал скотиной меня..." Разобравшись с девчонкой, за что не грозил мне Освенцим, Я в раздумиях мрачных продолжил по лесу бродить, Укрепивши средь русских ту самую ненависть к немцам, Что в итоге позволила им наш фашизм победить. |
