Нам плыть четыре километра,

Волна по днищу барабанит

И терпеливо против ветра

Натруженный моторчик тянет.

Недаром мы разжились лодкой –

Возбуждены удачной ловлей,

Теперь плывем себе за водкой

Туда, где есть еще торговля.

И вновь с очередным подскоком

Гроздь капель по лицу стегает,

И кажется: слепящим соком

Плод мира щедро истекает.

Стирая блещущие капли,

Мы видим на недальнем бреге,

Как очертания набрякли

И млеют в ясности и неге.

Как будто ждут чьего-то взгляда

Деревни, плесы и растенья,

И встречной зыби перепады

Подобны дрожи предвкушенья.

И лодка нас уносит в дали,

От встречных выплесков колеблясь,

Чтоб соку мира мы придали

Необходимый хмель и крепость.

Бегут бесчисленные гребни,

Тростник – за ними без оглядки,

А неподвижные деревни

Их провожают, как солдатки.

Простор весь полон этим бегом,

И мягкий берег тем спокойней.

Над ним надежным оберегом

Белеет кротко колокольня.

Покинь озерную безбрежность,

Где воды катятся упруго,

И погрузишься в безмятежность

Позванивающего луга.

Там купы лиственного леса

Сошлись у тихого затонца.

На лодке выбирают лесу,

И рыба вдруг блеснет на солнце.

К воде там лошади спустились

И пьют, а в ходе передышек

Те капли, что с их губ скатились,

Ты видишь как цепочку вспышек.

Нелегок путь преображенья,

И только здесь подать рукою

От напряженного движенья

До совершенного покоя.

Есть камни на лугах, ушедшие на отдых,

И словно ордена – лишайники на них.

Видны им отблески на неспокойных водах,

Их обметает шелк метелок полевых.

Когда-то с ледником катились эти глыбы,

Грозя перемолоть сырую жизнь Земли,

Но льды уставшие в озерные изгибы,

Во впадины болот расслабленно сползли.

А этим валунам ледник доверил сушу,

На взгорьях, на мысах оставив над водой,

И почва вобрала их розовые туши,

Из-под лишайника блестящие слюдой.

Но протекут века – и вновь горбы поднимет

Из сумрачных болот восставшая напасть,

И тяжко поползет, и Землю всю обнимет,

На этих валунах основывая власть.

Я хотел бы сложить свое тело

Из фрагментов бесчисленных тел;

Так, изящные пальцы енота

Позаимствовать я бы хотел.

Я хотел бы, чтоб кисточки рысьи

На ушах у меня отросли,

И чтоб я пошевеливал ими,

Уловляя все звуки Земли.

Синевой отливающий панцирь

Мне хотелось бы взять у жука,

И седые тяжелые ядра

У бегущего вдаль ишака.

Взять у страуса важную поступь,

И осмысленный взор – у бобра,

И у разных тропических птичек

Взять по три самых ярких пера.

Взять сутулую мощь – у бизона,

У жирафа – недюжинный рост,

А еще у того же енота –

Оттопыренный кольчатый хвост.

И расхаживать, перья топорща,

На прохожих глядеть с торжеством,

Ощущая себя наконец-то

Гармоничным вполне существом.

Здесь, где камень хрустел под пятой мирмидонца

И хрустела щитов воспаленная медь,

Я тебя вспоминаю, зажмурясь на солнце,

Хоть и знаю, что мы не увидимся впредь.

Здесь как жертвенник ствол шишковатого дуба –

Этот вид придает повилика коре,

И порой ветерок, как знакомые губы,

Пробегает по телу в бесстыдной игре.

Смех в очах и беспечные темные кудри,

Губы как лепестки и пушок на щеке –

Я такой тебя встретил в заснеженном утре

И такой сохраню в этой нежной строке.

И моей ты была, и, как нимфа потока,

Не давалась ты мне, между пальцев скользя.

Ты порочной была и чуждалась порока,

И тебе воспротивиться было нельзя.

Эта сила на радость дана – и на горе,

Я осилил ее – и не смог побороть.

Я вхожу в свою память, как в сонное море,

Освежая души обнаженную плоть.

Ты и зла, и добра. Ты живешь как стихия,

Припадая то к тем, то к другим берегам,

И с любовью тебе посвящаю стихи я,

Хоть и знаю, что ты равнодушна к стихам.

Почитатели Помоны и Вертумна

И всей римской старины почтенной,

Надо жить нам спокойно и бездумно,

Наслаждаясь гармоничностью Вселенной.

Надо вовремя заканчивать работу,

Ибо всю ее вовек не переделать,

Да и силы уменьшаться стали что-то,

Взор поблек и шевелюра поредела.

Надо сесть в мягком свете предзакатном

У ручья, что бежит почти бесшумно,

И покажется близким и понятным

Тайный замысел Помоны и Вертумна.

Видно, боги так распорядились,

Чтобы люди, не взысканные властью,

Те, что мирно жили и трудились,

Приближались в этой жизни к счастью.

Есть плоды и вино молодое,

Хлеб и сыр – а большего не надо,

И довольны боги простотою

Нашего житейского уклада.

Бог лениво помавает дланью –

И к нам тут же рой вестников несется,

Ибо если скромны твои желанья,

То желаемое обретется.