Мы нашей славой были недовольны.
Своим творениям мы знали цену
И постоянно недоумевали
Из-за того, что мало знают нас.
И как-то одного любимца славы
Допрашивать мы стали в ресторане
О том, как славы нынче достигают.
Его мы потихоньку подпоили,
И наконец, поднявши палец с перстнем,
Любимец наставительно промолвил:
"Все дело в телевизоре, ребята!" -
И резко встал, и побежал блевать.
И мы обожествили телевизор,
Его мы салом мазали и кровью,
Жгли перед ним некрупные купюры
И женщин растлевали перед ним.
Однако бог был как-то неотзывчив -
Он не хотел показывать поэтов,
Величие которых несомненно,
Зато питал сильнейшее пристрастье
К нелепостям и явной чепухе.
В Урюпинске две группы идиотов
Футбольный матч длиною в две недели
Решили провести между собою,
Четыре тысячи голов забили,
Как плесень побледнели в результате,
Но все ж не зря - ведь этих идиотов
Прославить телевизор поспешил.
Одна бабенка выдумала резать
Бутылки пластиковые, а после
Одежду из обрезков составлять.
Невольно хочется, чтоб после смерти
Ее, бедняжку, в пластиковом платье
Ее же собственного производства
В гроб положили бы... Ну а покуда
Прославил телевизор и ее.
Один художник, крайне самобытный,
Придумал крысу в краске перемазать
И, вилкой по холсту ее гоняя,
Занятные картины получать.
Его прославил телевизор тоже,
Хотя судить бы стоило его.
Прославил малолетних стихотворцев
Весьма высокопарно телевизор,
Хоть, думается, не чистосердечно,
А чтобы наркоманами от счастья
Все вундеркинды стали поскорей.
Прославил он и взрослого поэта,
Писавшего темно и некрасиво,
Зато ходил поэт всегда в веригах
И в рубище, и приставал к прохожим,
И красил волосы в зеленый цвет.
К поп-звездам, что поют с глубоким чувством
Нелепые кричалки и вопилки,
Испытывал почтенье телевизор
И славил их, рождая подозренье,
Что бог, похоже, выжил из ума,
Поскольку звезд он спрашивал упорно
О том, что склонны кушать эти люди,
Что пить, как отдыхать и с кем сношаться,
И на каких автомобилях ездить,
И что носить, и стул у них какой.
Ему все это интерес внушало -
Как старой бабе, тронутой слегка.
И кутюрье, безвкусица которых
Давно вошла в народе в поговорку,
Неукротимо славил телевизор,
Хотя навряд ли в собственных моделях
Они решились бы из дому выйти,
Иначе угодили бы немедля
В дурдом, давно уж плачущий по ним.
Да, очень многих славил телевизор:
Создателей несчетных инсталляций,
Где груда хлама что-то означает,
Поскольку есть названье у нее;
Великих режиссеров, чьи спектакли
Фальшивы и надуманны настолько,
Что вызывают головную боль,
И подозрительность, и жажду крови;
Художников, картины создающих
Из неожиданных материалов,
Как-то; шурупы, пробки от бутылок,
Зерно и нитки, спички и крупа -
Фиглярство это было б не опасно,
Когда б оно с искусством настоящим
Не лезло бы брататься и дружить.
Короче, телевизор славил многих
По признаку отсутствия таланта,
Юродивых и явных шарлатанов
Он демонстрировал и возвышал.
Мы поняли: бог нынешнего века
Испытывает ненависть к таланту,
Ему юродство только подавай.
И вот на многолюдном вернисаже
В кружок мы сели прямо на паркете,
Из брюк достали члены половые
И стали мастурбировать при всех,
Гримасы строя, скрежеща зубами
И отвечая нецензурной бранью
Всем тем, кто урезонить нас хотел.
При этом мы таращились упорно
На те холсты, где женщин обнаженных
Художники изобразили,- словно
Нас возбуждала ихняя мазня.
И вскоре набежали журналисты,
Из ниоткуда камеры возникли,
И слава, ослепительная слава
На рукосуев дерзких пролилась!
О наших мнениях и предпочтеньях
Теперь нас спрашивают постоянно:
Кого мы любим и кого не любим,
Куда мы ходим и куда не ходим,
Что кушаем, в чем мудрость рукосуйства,
И что сказать хотим мы молодежи,
Как онанировать, когда и сколько
И предпочтительнее на кого.
Ну а стихи писать мы перестали,
Ведь нас и так повсюду приглашают,
Мы шоумены очень дорогие -
За то, чтоб просто с нами пообщаться,
Согласен тот, кто смотрит телевизор,
С себя последнюю рубаху снять.
Не дорожит он жалкими деньгами,
Они не принесут ему покоя,
Ведь он надеется в общенье с нами
Понять о жизни кое-что такое,
Чего он прежде не сумел понять.
