* * * Когда я в обиде на злую судьбу Портвейном плохим отравился, Меня хоронили в закрытом гробу – Настолько мой лик исказился. Не бил барабан перед смутным полком – Лишь дробно кричали сороки, Лишь критика били в сторонке молчком, Мои похулившего строки. Порой над толпой проносилось “прощай” – Тихонько и благоговейно, Порой ветерок приносил, трепеща, Откуда-то запах портвейна. Безмолвно уставясь на свежий раскоп, Застыли друзья без движенья. Трещал на помосте и пучился гроб Под действием сил разложенья. Подруги не падали с воплями ниц – Лишь губы шептали угрозы; Порой в декольте со страдальческих лиц Катилися жаркие слезы. Отмщенья обет созревал на устах, Однако не вылился в речи, Поскольку наряд милицейский в кустах Пил водку совсем недалече. Друзья, вы сурово с кладбища текли И критика тело влачили, И каждый по горсточке рыжей земли Набрал на заветной могиле. Друзья, не позволили вам палачи Почтить меня залпом ружейным, Но траурным факелом вспыхнул в ночи Ларек, торговавший портвейном. Я видел с высот поминанье свое – Уже бестелесный, незримый; А вскорости вдруг загорелось жилье Моей бессердечной любимой. Визжа, вылетали из окон жильцы, Постыдно обдувшись от страха, А отсветы строили в небе дворцы Нездешней красы и размаха. Не бедная почесть в ночи отдана! И было смешно милосердье, Когда волновавшие мрак пламена Меня уносили в бессмертье. РЕКА СТИХОТВОРЕНИЯ (1999) * * * Что говорить о черных силах? У нас внутри сидят враги. Коль слишком много крови в жилах, То кровь бросается в мозги. И думать этими мозгами Уже не в силах мы тогда, И нам милей молебна в храме Блудниц накрашенных стада. Хотя мудрец просфорке черствой И ключевой водице рад – Милей нам пьянство, и обжорство, И прочий тлен, и прочий смрад. Пойми, в чем истинная благость, И впредь не будь таким ослом, И ближних, совращенных в слабость, С молитвой уязвляй жезлом. Быть правым – вот что в жизни сладко, Вот что возносит к облакам И придает стальную хватку Жезл поднимающим рукам. И порка помогает тоже, Ты плетку тоже приготовь – Она оттягивает к коже От головы дурную кровь. Утратит жертва гордый облик, Зазнайство глупое свое, А ты внимай, как в жалких воплях Выходят бесы из нее. Овечке неразумной порку Так сладко вовремя задать И после черствую просфорку С молитвой кроткою глодать. * * * Я нынче увидал, братва, Судьбы безжалостное жало: Отрезанная голова На шпалах буднично лежала. Я размышлял, что человек, Должно быть, шел себе по делу, Но, не сумев сдержать разбег, Вдруг электричка налетела. И вот плачевный результат – Лишился головы покойный, Хоть машинист отнюдь не гад, А человек весьма достойный. Братан приобретает власть, И “мерседес”, и черный пояс Лишь для того, чтобы попасть Под страшно лязгающий поезд. Чтоб цепь случайностей прервать, Над нами голос раздается И хочет что-то втолковать, Но втолковать не удается. Стремится некто дать совет, Но втуне всё его старанье, Ведь проявляем мы в ответ Лишь тупость и непониманье. Наречьем дружеским, увы, Никак братва не овладеет, И с каждым днем ряды братвы Безостановочно редеют. * * * Если кто-то тебе нагрубил, Знай: прощение портит людей. Если сразу его не убил, То потом непременно убей. Ведь в сердечной твоей глубине Нездорово держать неприязнь, Ведь не зря гуманисты в стране Уничтожили смертную казнь. Они дали тем самым понять, Что отныне ты сам прокурор, И судья, и притом исполнять Сам же должен ты свой приговор. Это трудно – ведь ты не юнец, А побитый судьбой ветеран, Но найдет грубиян свой конец От бесчисленных резаных ран. Впрочем, тыкай, кромсай или режь – Лишь бы вышел из этого толк, Лишь бы голос, проевший всю плешь, Наконец захрипел и умолк. Трудно липкую кровь замывать, Трудно прятать ночные дела, Но приходится вновь убивать, Чтобы злоба нутро не прожгла. Вновь нахальный возникнет дебил – Умерщвленного вдвое тупей; Если сразу его не убил, То потом непременно убей. |