Нелепо говорить о долге,

Ведь ясно даже дураку,

Что лучше ничего не делать,

А труд вселяет в нас тоску.

Труд выдумали Маркс и Энгельс

И Ленин, русский наш злодей;

В своих библиотеках сидя,

Они морочили людей.

Живи себе, но опасайся

Ты коммунистов задевать,

А то заставят на заводе

Болты различные ковать.

Они ведь мстительные, злые

И всюду за тобой следят,

Но если ты живешь тихонько,

Они тебе не повредят.

Богатства и власти глупцы хотят,

И я становлюсь глупцом.

Не зря я сижу и ем мармелад

С суровым, жестким лицом.

Меня толкнули на этот шаг,

Мне больше не быть певцом,

Но за ложные блага, раз вышло так,

Я стану первым бойцом.

Уверую пламенней всех глупцов

В истинность ложных благ,

И всех осилю в конце концов,

Удачу зажму в кулак.

Мне будет в восторге внимать толпа,

Я стану властителем дум,

Ведь глупость моя будет столь глупа,

Что вырастет в высший ум.

Я буду грузно сидеть в вышине,

Восторга слушая шум, -

И с верой в успех мне сладки вдвойне

Халва и рахат-лукум.

Вот так же сладко чувствовать власть

И в ужасе всех держать.

Я всем, кто звал меня в глупость впасть,

Велю себя обожать.

На троне плотно я сижу,

Лелея знание в мозгу:

Я - абсолютный властелин

И абсолютно все могу.

Люблю я строить, воздвигать,

Заморским недругам назло,

И воплотится мысль моя,

Хотя бы прахом все пошло.

Люблю я выявлять врагов -

Им всем, бывало, говоришь:

Тебя вот так прихлопну я -

И будет мокренько, глупыш.

Дарю я женщинам дворцы,

Затем что очень их люблю,

А осерчаю, так беда -

Всем кряду головы рублю.

Глумятся надо мной враги -

Мол, я ленив, мордаст, задаст;

Мой репрессивный аппарат,

Дождутся, им ужо задаст.

Ведь тысячи должны вести

Жизнь беспросветную, как ночь,

Чтоб хоть один преодолел

Провал между <хотеть> и <мочь>.

Я призван сделаться первым,

Извне мне не нужен знак -

Всей кровью и каждым нервом

Я знаю, что это так.

Мне должно быть на народе

И властвовать должно мне,

Ведь только моей природе

Ошибки чужды вполне.

Врываюсь в людскую гущу -

Нельзя мне медлить и спать,

Ведь мне с рожденья присуще

Лишь правильно поступать.

Мне к истине путь известен

И лучший походный строй,

Где только смех неуместен,

В рядах звучащий порой.

Для смеха сейчас не время,

Но что способно пронять

Порочных людишек племя,

Готовых все осмеять.

Когда воодушевленье

Одно говорить должно,

Во всяком смехе - глумленье,

Я слышу, заключено.

Мой дар им кажется ложным

Иль слишком они полны

Своим бытием ничтожным -

Они все равно вредны.

Помеху общему ходу,

Свалить их в яму с пути,

Чтоб всю их злую породу

В дальнейшем там извести.

Я неуклюжий? Нет, уклюжий.

Нелепый? Очень даже лепый.

Тогда скажите, почему же

Вы дразните мой нрав свирепый?

Освирепеешь поневоле,

Ведь вспоминать и то обидно,

Как чушь вы обо мне мололи,

Чья доблесть самоочевидна.

Вы все запятнаны виною,

Ведь вы без тени уваженья

Смеялись дерзко надо мною,

А это - признак разложенья.

Я не грожу, - но вы упорно

Себе копаете могилу.

Вам не понять, как необорна

Стоящая за мною сила.

Достоинств вы не признаете,

А значит - недостойны сами.

Сочтемся мы - и при расчете

Улыбки сменятся слезами.

Зато уж я потешусь вволю, -

Так бойтесь горечи паденья!

Мои достоинства есть поле

Для дружеского единенья.

Моя душа своеобычна,

И раздражать ее не пробуй,

Я принимаю фанатично,

Но отвергаю с дикой злобой.