* * * Машинисту метро говорю я: “Браток, Для чего ты даешь этот страшный гудок? Мне сегодня судьба составляет заслон, И на рельсы меня не повалит и слон. А наскучит со мною возиться судьбе – Стало быть, я свалюсь под колеса к тебе, Ведь случайного нет ничего впереди, И поэтому попусту ты не гуди. Мне сегодня судила судьба захмелеть, На перроне приплясывать, словно медведь, Лишь с огромным трудом равновесье храня, – Но судьба же хранит от паденья меня. А когда от меня отвернется судьба, То твоя ничему не поможет труба: Каблучки за спиною, касанье одно – И я вниз полечу, на тоннельное дно. Чьи точеные пальцы легко, как во сне, В толчее прикоснутся к сутулой спине? Кто меня так изящно низвергнет во мрак И змеею скользнет меж вопящих зевак? Нет ответа. Иду я, забытый поэт, По тоннелям иным на торжественный свет, Свет растет, пробивается с разных сторон, И уже не припомню я темных имен. Очевидцам оставим подробностей приз: Как, расставив конечности, рухнул я вниз И все звуки покрыл, устрашая народ, В отвратительном реве разинутый рот. * * * Геройству место есть повсюду, Но все-таки вдвойне почтенно Геройство, родственное чуду, В чертогах метрополитена. Туда стекают толпы с улиц, В вагонах мчат к рутинной цели, А мы уходим, чуть сутулясь, Гуськом в угрюмые тоннели. Нас ищут сутки, двое, трое, Но мы выходим к людям сами – Немногословные герои С остекленевшими глазами. Пускай метро и воплощает Рутинный жизненный порядок, Но наши лица возвещают, Что жизнь еще полна загадок. Нас отдают сержантам ражим, Пинками осыпают щедро, Но вскоре людям мы расскажем О том, что укрывают недра. О крысах бледных, безволосых, Однако ростом с поросенка, О паутинных липких тросах, О пауках с лицом ребенка. О трупах в форме машинистов, В подземной сырости раскисших, О жертвенниках сатанистов В зловещих закопченных нишах. Мы от людей, погрязших в быте, Всегда стремимся отличаться – Нам любо мимо них в корыте По эскалатору промчаться. И, скрежеща корытным днищем, Остановиться на платформе Вплотную к ясным голенищам Садиста в милицейской форме. Пусть люди видят: в жизни тусклой Есть всё же место для полета, Хотя и волокут в кутузку Корыто и его пилота. И чье чело не омрачится Раздумьем о судьбе таланта, Когда пилот подбитой птицей Заголосит в руках сержанта. * * * Распространяя дух коньячный, Насвистывая на ходу, По вашей жизни неудачной Виденьем ярким я пройду. Как на диковинное что-то, Вам любо на меня глядеть, Ведь вашим тягостным заботам Не удалось меня задеть. В трудах вы терпеливо прели, Надсада ваши нервы жгла, Зато в моих руках горели И сами делались дела. Произносили вы упреки, Но как-то вяло, без огня, Ведь вас пугавшие пороки Забавой были для меня. Когда понадобитесь мне вы, Я всё, что надо, получу: Я так хорош, что вспышку гнева Вам разыграть не по плечу. И я такое изумленье Мог придавать своим словам, Чтоб всякое сопротивленье Нелепым показалось вам. Вы слабости мои прощали, Ведь в душном лабиринте дней Моей свободой вы дышали, Которая всего нужней. Слезу по мне недаром пустят И по заслугам укорят: Я, расстававшийся без грусти, Был встречам непритворно рад. * * * Слова, поцелуи, объятья, Двух тел сопряженье в одно… Бессмысленно это занятье, Но тем и приятно оно. Нелепы любви ритуалы, Признанья – поток чепухи, Но я не смущаюсь нимало, Любимой слагая стихи. Любовным охваченный хмелем, И сам я немало глупил: Ночами не спал по неделям, Терял состоянья и пил. Любовь заменила мне веру, И всем я пожертвую ей. Плевал я на знающих меру, Спокойных и трезвых людей. Не слышал вовек обыватель, Который размеренно жил, Гармонии той, что Создатель В черты моей Дамы вложил. Должно быть, филистер злосчастный И зрением также убог: В глазах моей Дамы Прекрасной Творца он увидеть не смог. Кичусь я своим фанатизмом, В безумствах иду до конца, За то я и гением признан, Любимым созданьем Творца. Вхожу я, пропащий повеса, В ваш храм – и разносится взрыв, И падает в храме завеса, Небесные рати открыв. |