Любава Одних привлекает доступность, других неприступность влечёт, а третьим важна совокупность души и телесных красот. Мне все без разбору девчата девчоностью сочной милы, пока они не превратятся в подобие бензопилы. Поэтому лучше, конечно, девиц не водить под венец, любовию тешиться грешной и пенки снимать с их сердец. Однажды я крепко влюбился и даже жениться хотел, хотя и активно клубился среди восхитительных тел. Скворчали-вертелись девчонки, как курочки на вертелах. Но жалкие были душонки во всех этих дивных телах. Когда же явилась Любава, я враз про девчонок забыл, я с нею за чашкой какао счастливей счастливого был. Краса, восхитительный голос, за сердце хватающий взор, коса налитая, как колос, степенный, смешной разговор. А после, ночною порою, уста приникали к устам. Я звал тебя милой сестрою, прильнув к потаённым местам. Дразнил и щипал твои нервы придуманный мною инцест, и вой расчленяемой стервы будил весь мой тихий подъезд. Любава! Как весело было, как было с тобой мне светло! Но в жизнь нашу мерзкое рыло явило Вселенское Зло! Пришел твой угрюмый папаша, перо и бумагу достал и тут же семейную кашу проворно заваривать стал. С лицом вожака-комсомольца проследовал в мой кабинет и требовал денег на кольца, на мебель, тряпьё и банкет. Потом заявилась мамаша, несла про тебя мне пургу и смачно курила, задравши одну на другую ногу. Грузила и сопли возила по поводу звёзд и планет - и все предо мною поплыло: мамаша, окно, кабинет... Когда ж я маленько очнулся, смотрю, мама дышит рот в рот, ремень на штанах расстегнулся и трётся живот о живот. И бесы, как угли в печурке, запрыгали по животам, и взвыла не хуже дочурки заботливейшая из мам... Обрушился взрыв наслажденья угарной удушливой мглой. Отхлынуло прочь наважденье, и встал я веселый и злой и молвил: "В родню набиваться ты, матушка, мне погоди, а лучше изволь постараться, красавицу дочь мне роди. А лет этак через пятнадцать с Любавой и с ней приходи, чтоб всею семьёй кувыркаться на этой могучей груди!" Лицо канала
Когда беспечная Аврора зарю включила на востоке, в сопровождении Егора я пел в стрип-баре караоке. Вдруг ветерком морским пахнуло у входа в засранное зало, блестя боками, как акула, у входа дамочка стояла. Егор, мой гид-телохранитель, толкнул меня в брюшное сало: "Вглядись скорей, столичный житель, в лицо девятого канала!" И я сказал: "Хочу трофея! Добьюсь, во что бы то ни стало! Моею будет телефея, лицо девятого канала". И как поклялся я в угаре, так вскорости оно и стало. До полудня мы пили в баре с лицом девятого канала. А после в замке над обрывом от ласк безумных хохотало, облитое вином и пивом, лицо девятого канала, оно везде меня лизало и спинку дивно выгибало, оно скулило и стонало, лицо девятого канала. Как обезумевший хапуга с таможенного терминала, трясло мошну трудяги-друга лицо девятого канала. Оно, схватив меня за бёдра, дружка в себя до дна вогнало - и рвоты выплеснулись вёдра в лицо девятого канала. И тут я в ужасе отметил, как сморщилось и клёклым стало в пылающем закатном свете лицо девятого канала. На месте бывшей телефеи чешуйчатая тварь лежала, вместо волос клубились змеи, она пронзительно визжала. Я подскочил и обосрался - и тварь в меня вонзила жало... Вот так я мощно повалялся с лицом девятого канала. Мораль: Друзья, не надо в телеящик любовно утыкать хлебало, полно ведь девок настоящих, а не личин с телеканалов. Так не дрочите ж на экраны в потоках телекарнавала, не то вас поздно или рано сожрёт лицо с телеканала. |